Боруленков Ю.П., первый заместитель руководителя Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Владимирской области, старший советник юстиции, кандидат юридических наук.
В настоящее время социально-экономическая и политическая действительность России объективно разворачивается в сторону рыночных отношений, происходит развитие гражданского общества и правового государства, которые функционируют на иных, нежели в прежних условиях, началах. Особенности современного правоприменения требуют переосмысления базовых общетеоретических подходов и обусловливают целесообразность комплексных концепций юридического познания, доказывания и доказательств, используемых в юридической практике.
Ключевые слова: правоведение, юридическое познание, знание, чувственное познание.
At present social economic and political situation in Russia is objectively market-oriented, it is characterized by development of civil society and legal state which function on other conditions which differ from the previous ones. The peculiarities of contemporary law-application require re-thinking of basic general theoretical approaches and substantiate the feasibility of complex concepts of legal perception, proof and evidence used in legal practice.
Key words: jurisprudence, legal science, knowledge, sensual perception.
Обновление норм в процессуальном познании, доказывании и доказательствах абсолютно неизбежно в условиях развития информационных технологий при усилении функций судебной власти, при построении юридических процессов на принципе состязательности. Функция правоприменителя сводится к тому, чтобы в процессе рассмотрения и разрешения каждого дела достичь верного знания о фактических обстоятельствах, характерных для спорного правоотношения, и точно применить к установленным юридическим фактам норму или ряд норм материального и процессуального права.
Познание - это обусловленный, прежде всего общественно-исторической практикой, процесс приобретения и развития знания, его постоянное углубление, расширение, совершенствование и воспроизводство. Это такое взаимодействие объекта и субъекта, результатом которого является новое знание о мире.
Знание - объективная реальность, данная в сознании человека, который в своей деятельности отражает, идеально воспроизводит объективные закономерные связи реального мира. Термин "знание" обычно употребляется в трех основных смыслах: а) способности, умения, навыки, которые базируются на осведомленности, как что-либо сделать, осуществить; б) любая познавательно значимая (в частности, адекватная) информация; в) особая познавательная единица, гносеологическая форма отношения человека к действительности, существующая наряду и во взаимосвязи со "своим другим" - с практическим отношением <1>.
<1> Подробнее см.: Кохановский В.П. Философские проблемы социально-гуманитарных наук (формирование, особенности и методология социального познания): Учеб. пособие для аспирантов. Ростов н/Д, 2005. С. 6.
Существует два источника человеческого познания - опыт и разум.
Под опытом подразумевается получение информации извне путем фиксации ее сознанием. Извне человек получает информацию различными способами с помощью функций человеческого организма: зрения, обоняния, осязания.
Второй источник человеческого познания - разум - предполагает существование мыслительных процессов, т.е. способности человеческого сознания оперировать абстрактными величинами и, соблюдая законы логики, делать умозаключения. Это общая характеристика любого человеческого познания.
Одной из форм познания является научное познание, сущность которого - рациональность (от лат. ratio - разум), акцентирование внимания на собственно познавательной, когнитивной (от лат. cognitio - знание, познание) стороне постижения мира, а не на эмоциях, страстях, личных мнениях и т.п.
Кроме научного, существуют и другие формы знания и познания (ненаучное знание): обыденное, философское, религиозное, художественно-образное, игровое и мифологическое познание. Кроме того, к ненаучным формам познания относят также магию, алхимию, астрологию, парапсихологию, мистическое и эзотерическое познание, так называемые оккультные науки и т.п.
Познание как целостный феномен нельзя сводить к какой-либо одной форме, хотя бы и такой важной, как научное познание, которое не "покрывает" собой познание как таковое. Из этого следует, что теория познания не может ограничиваться анализом только научного знания, а должна исследовать и все другие его многообразные формы, выходящие за пределы науки и критериев научного знания.
Ни гуманитарные, ни естественные науки не имеют ограничений в способах и средствах познания окружающего мира. Познание ограничено лишь физическими способностями и уже накопленными знаниями человека, а также его возможностями использовать определенные орудия познания. Так же и в праве: изначально нет ограничений в юридическом познании (далее - ЮП). Все ограничения в форме и средствах познания (например, в уголовном процессе) появились в результате установления форм и процедур, призванных обеспечить достоверность познания и избежать ошибочного или умышленного привлечения к ответственности невиновного. По сути, установление процессуальных правил в юридическом познании есть способ самоограничения государства, которое исходит из существующего на момент установления правил приоритета социальных ценностей.
Содержание понятия "юридическое познание" определяется сложностью структуры юридической практики <2>, многомерностью юридического процесса, который включает в себя процесс правообразования (правотворчества) и процесс правореализации, последний, в свою очередь, можно подразделить на юрисдикционный и неюрисдикционный юридические процессы <3>. Кроме того, перед ЮП стоит задача постижения сложных социальных явлений, например различных аспектов частной жизни <4>.
<2> О структуре юридической практики см.: Карташов В.Н. Теория правовой системы общества: Учеб. пособие: В 2 т. Т. 1. Ярославль, 2005. С. 226 - 234.
<3> О видах юридического процесса см.: Павлушина А.А. Теория юридического процесса: итоги, проблемы, перспективы развития / Под ред. В.М. Ведяхина. Самара, 2005. С. 240 - 295.
<4> См.: Головкин Р.Б. Морально-правовое регулирование частной жизни в современной России: Монография / Под общ. ред. д-ра юрид. наук, проф. В.М. Баранова. Владимир, 2004.
Суть юридической деятельности, по нашему мнению, точнее всех выразил М.Ф. Озрих, полагающий, что такая деятельность представляет собой социальную активность, направленную на достижение значимого для физического или юридического лица либо государства результата путем применения или иной реализации правовых норм <5>.
<5> См.: Озрих М.Ф. Право и личность. Киев-Одесса, 1978. С. 127.
В настоящей работе мы рассматриваем понятие и содержание ЮП в юрисдикционном процессе.
ЮП в юрисдикционном процессе в самом общем виде мы определяем как неразрывное единство мыслительной и практической деятельности субъекта при выполнении им своих полномочий. Эта деятельность осуществляется в порядке, установленном правовыми нормами, и направлена на формирование знания о произошедшем социальном событии и на определение его юридической характеристики.
Мнения ученых по вопросу, к какому виду познания относится ЮП, разделились. Одни исследователи считают, что ЮП есть обыденное (житейское) познание, имеющее целью получение знания о единичных фактах действительности. Другие высказывают мнение, что ЮП по своему характеру есть научное познание и выделять его в качестве особого вида познания нецелесообразно.
Мы придерживаемся третьей точки зрения, согласно которой ЮП имеет некоторые свойства, не позволяющие отнести этот тип познавательной деятельности людей ни к житейскому (донаучному), ни к научному познанию, и поэтому следует считать ЮП специальным познанием <6>.
<6> См.: Додин Е.В. Доказывание и доказательства в правоприменительной деятельности органов советского государственного управления. Киев-Одесса, 1976. С. 62 - 65; Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства и доказывание. Воронеж, 1995. С. 5 - 8; Орлов Ю.К. Основы теории доказательств в уголовном процессе. М., 2001. С. 5 - 7; Коваленко А.Г. Институт доказывания в гражданском и арбитражном судопроизводстве. М., 2002. С. 30; Треушников М.К. Судебные доказательства. М., 2004. С. 5 - 6.
Особенности ЮП, предопределяющие существование его оригинального содержания и выделяющие его в своеобразный вид познавательной деятельности, заключаются в следующем:
- предмет ЮП - фактические обстоятельства конкретного дела (а не единичные факты либо закономерности развития природы и общества);
- число фактов, подлежащих познанию, ограничено установлением круга существенных обстоятельств дела (предметом доказывания);
- факты, подлежащие познанию, отличает неповторимость;
- рассмотрение и разрешение дел ограничены во времени;
- субъекты ЮП - не любые желающие получить знания по юридическому делу люди, а правоприменительный орган, лица, участвующие в деле, т.е. уполномоченные законом или договором;
- субъект, осуществляющий ЮП, стремится передать полученные знания другим субъектам ЮП;
- ЮП подчинено одновременно законам познания, логическим законам мышления и законам, устанавливаемым государством;
- некоторые меры невозможно реализовать без согласия на то заинтересованных или специально уполномоченных лиц;
- принятие решения по делу является необходимым, чем бы ни завершилось ЮП;
- ЮП осуществляется при помощи специфических средств, прямо указанных в законе;
- ЮП необходимо осуществлять в условиях, обеспечивающих права и законные интересы участников процесса;
- возможно наличие субъекта, заинтересованного в неудаче ЮП.
Спецификой ЮП является и то, что его можно отнести к социально-гуманитарному познанию. Познание признается социальным, если оно: 1) является совместным по форме (осуществляется при явном или неявном (заочном) участии или присутствии других субъектов); 2) объективно по содержанию (объективно значимым критерием истинности выступает опыт многих поколений познающих субъектов); 3) интерсубъективно по способу трансляции (всегда предполагает определенный адресат); 4) имеет культурно-исторические истоки своего генезиса (формы, приемы и способы социального познания базируются на широком социально-историческом опыте материальной и духовной активности людей); 5) является ценностным по предназначению <7>.
<7> См.: Туркулец А.В. Введение в методологию социального познания. Хабаровск, 2004. С. 14.
В самом широком смысле предмет социально-гуманитарного познания - социальная реальность, которая (в отличие от реальности природной) не существует вне человеческой деятельности: она производится и воспроизводится последней. В предмет социального познания постоянно включен субъект - человек, что придает этому предмету исключительную сложность, поскольку здесь тесно переплетаются и взаимодействуют материальное и идеальное <8>.
Касаясь смыслового аспекта социального познания, необходимо заметить, что процедуры осмысления не тождественны актам доказательства и объяснения. Осмысление затрагивает внутренние духовные установки личности, связанные с его общими мировоззренческими ориентирами. Зачастую человек вообще не в состоянии объяснить и тем более рационально обосновать принимаемый или отвергаемый им смысл.
Как разновидность социального конфликта понимает юридический конфликт В.Н. Кудрявцев <9>. Сам же юридический конфликт он определяет как противоборство субъектов права в связи с применением, нарушением или толкованием правовых норм <10>.
<9> Под юридическим конфликтом обычно понимается, по мнению В.Н. Кудрявцева, противоборство двух или нескольких субъектов, обусловленное противоположностью (несовместимостью) их интересов, потребностей, систем ценностей или знаний.
<10> См.: Кудрявцев В.Н. Юридический конфликт // Государство и право. 1995. N 9. С. 9 - 10.
В то же время следует отметить, что ЮП присущи и признаки естественнонаучного познания.
Процесс познания состоит из двух элементов: чувственного и рационального, которых раздельно не существует. Чувственное впечатление в свете разума приобретает новую окраску, новое содержание, поскольку абстрактное мышление значительно глубже чувственного познания и обогащает, расширяет его границы.
Чувственное познание в ЮП, как и в других видах познавательной деятельности, находит выражение в таких формах, как ощущение, восприятие и представление.
Познание существа обстоятельств и фактов, входящих в предмет ЮП, недоступное для чувственного познания, реализуется субъектом ЮП посредством рациональной формы познания - на логическом уровне при оценке совокупности доказательственной информации. При этом обстоятельства и факты, входящие в предмет доказывания, отражаются не со стороны явлений, доступных чувственному восприятию, а со стороны их сущности - внутренних связей, зависимостей, отношений и закономерностей внутреннего движения, недоступных чувственному познанию. Субъект ЮП на данном уровне непосредственно с объективной действительностью не соприкасается, разум при этом опирается на данные чувств.
Формами выражения логического знания, получаемого в ЮП, как и в других видах познавательной деятельности, выступают понятия, суждения и умозаключения, виды и правила построения которых изучает логика. Только посредством рационального познания субъект ЮП может воссоздать в мышлении не фрагментарную, не одностороннюю, не застывшую картину обстоятельств и фактов, подлежащих установлению в процессе ЮП, а их целостную картину в развитии, во всей полноте общественно-правовой сущности.
Таким образом, процесс ЮП является чувственно-рациональным. Субъект ЮП приобретает необходимые знания и, руководствуясь мировоззрением, профессиональным и житейским опытом, проверяет правильность своих умозаключений. Диалектический переход от чувственного к рациональному познанию происходит во время практической деятельности человека.
ЮП можно рассматривать как процесс (способами процессуальными и юридическими непроцессуальными) и как результат (осознанная информация - сведения).
Любой познавательный акт, в том числе ЮП, имеет многомерную (в гносеологическом смысле) структуру. В этой структуре можно выделить четыре слоя: 1) объективную составляющую (реальные процессы, события, структуры, которые служат исходной основой для фиксации познавательного результата); 2) информационную составляющую (информационные посредники, обеспечивающие передачу информации от источника к приемнику - средству фиксации); 3) практическую детерминацию факта (обусловленность существующими в данную эпоху качественными и количественными возможностями наблюдения, измерения, эксперимента); 4) когнитивную детерминацию познавательного акта (зависимость способов фиксации и интерпретации от системы исходных абстракций теории, теоретических схем, психологических установок и т.п.) <11>.
<11> См.: Основы философии науки: Учеб. пособие для вузов / Под ред. проф. С.А. Лебедева. М., 2005. С. 126.
ЮП представляет собой сложный процесс движения от незнания к знанию, от вероятного к достоверному, где каждый шаг подчинен мысли, а сама мысль рождается из действия и объективируется при его помощи. Составляющие такой процесс действия и отношения разнообразны, и при всей своей взаимосвязи они могут быть сгруппированы в отдельные, относительно самостоятельные этапы и элементы, важные для аналитического изучения внутреннего содержания ЮП.
Этапы связаны с описанием внешнего пути и результатов познания и необходимы для выделения наиболее значимых периодов (моментов) поиска объективной истины по юридическому делу. Элементы ЮП указывают на внутреннюю структуру этой деятельности, складываются из той или иной суммы процессуальных действий и правоотношений. Они едины для всех категорий дел, а в отдельных стадиях процесса могут быть специфичны лишь своей ролью и сочетанием <12>.
<12> См.: Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1976. С. 9 - 10; Бишманов Б.М. Исследование, проводимое экспертом и специалистом // "Черные дыры" в российском законодательстве. 2003. N 1. С. 197.
Рассматривая этот вопрос с позиции отражения, в нем необходимо выделить такие составляющие, как поиск источника, извлечение информации, относящейся к предмету познания, и ее процессуальное закрепление (фиксацию).
ЮП состоит из познания фактов бытия и юридической материи. Причем познание юридической материи (в частности, юридическое образование) позволяет познавать факты бытия, которое, в свою очередь, является предпосылкой надлежащего применения юридических знаний (права).
Юридическую деятельность можно условно разбить на следующие этапы: установление фактических обстоятельств дела с точки зрения их юридической значимости; выбор соответствующей правовой нормы, согласно которой должны быть квалифицированы эти обстоятельства; уяснение подлинного смысла правовой нормы - толкование; принятие решения о применении нормы закона или подзаконного акта, а равно иного источника права в форме правоприменительного акта.
Такой взгляд вписывается в схему принятия решений, в основу которых вкладывается наряду с доказательственной информацией и иная (дополнительная), в том числе и правовая, информация <13>.
<13> См.: Зуев С.В. Основные направления использования информации в уголовном процессе // Следователь. 2002. N 8. С. 45 - 50.
Первым, или центральным, элементом (ядром) ЮП выступает сознание, включающее осознание юридического факта и правовой материи. Это наименее верифицируемый элемент ЮП, поскольку существует идеально, и судить о нем можно лишь косвенно, главным образом через деятельность.
В свою очередь, центральным элементом сознания того лица, которое занимается юридической деятельностью, является правосознание. В теоретическом плане сущность правосознания юристов (юридического правосознания) выражается в особенностях правовой идеологии и правовой психологии, в характерной для данной профессии системе правовых знаний, представлений, установок, ценностных ориентации, а также чувств, эмоций, настроений, привычек. Правосознание юриста выступает в качестве посредника между нормой, устанавливающей модель должного или запрещающего поведения, и конкретным актом поведения.
Вместе с тем этот элемент ЮП может обеспечиваться правовым регулированием, например при принятии процессуального решения наделение субъекта возможностью руководствоваться собственным усмотрением, которое означает мнение или вывод компетентного органа относительно того, как следует разрешить рассматриваемый им юридический вопрос. Любой вывод субъекта относительно обстоятельств дела или варианта его разрешения несет отпечаток его мировоззрения, жизненного опыта, уровня профессиональной подготовки, других характеристик.
Второй элемент ЮП (назовем его наружным слоем ядра) - это витальные особенности личности, а также специфика ее функционирования как биологического организма. В данном случае правом обеспечивается возможность восприятия субъектом ЮП информации (устность, непосредственность), учитываются психологические особенности. Возможности информационного подхода в ЮП могут быть плодотворно использованы лишь при четком осознании его ограничения спецификой человеческого организма.
Третий элемент ЮП - это собственно информационный поток, стремящийся через органы чувств проникнуть в сознание. Он характеризует взаимоотношения субъекта ЮП с потоком информации, поставляемой ему различными источниками информации. Правовое регулирование, обеспечивающее стабильность данных связей, носит преимущественно регулятивный характер. Государство регулирует данные отношения, стремясь с учетом приоритетов, с одной стороны, обеспечить выполнение государственных функций (например, оперативно-розыскной деятельности), с другой стороны, путем процессуального законодательства добиться прохождения к субъекту ЮП допустимой (достоверной) информации.
Структуру ЮП можно рассмотреть и в другой плоскости - с точки зрения степени познанности юридического факта.
Нижний уровень познания юридического факта конкретным субъектом составляют знания, полученные из самых разных источников, не предусмотренных процессуальным или материальным законодательством. Относящиеся к делу знания могут быть получены непроцессуальным путем, из непроцессуальных источников, запечатлены в непроцессуальной форме в виде так называемой ориентирующей информации (сообщений из прессы, от отдельных граждан и т.д.). Этот уровень мы бы обозначили как обыденное знание о юридическом факте.
Второй уровень ЮП составляет, если можно так выразиться, непроцессуальная юридическая информация <14>, к которой мы относим сведения, полученные в результате оперативно-розыскной и частно-детективной деятельности. Эта познавательная деятельность, предшествуя доказыванию или протекая параллельно с ним, играет вспомогательную, обеспечивающую роль.
<14> Юридическая, поскольку способы и средства ЮП предусмотрены законодательством, но не процессуальным в буквальном смысле этого слова.
Из этого следует, что ЮП может быть процессуальным и непроцессуальным. ЮП не исчерпывается процессуальным познанием, не может быть полностью и во всем урегулировано нормами процессуального законодательства.
К третьему уровню ЮП мы относим сведения, полученные исключительно в рамках процессуального и материального законодательства. Данный пласт знаний есть собственно процессуальное познание конкретного субъекта ЮП. "Фильтром", разграничивающим, а точнее, препятствующим проникновению информации на третий уровень познания, служат правила допустимости доказательств, которые и определяют объем сведений, на основании которых компетентный орган делает вывод о юридически значимом факте.
Следует отметить, что все три уровня знаний могут как бы "сосуществовать" в сознании одного и того же субъекта ЮП, однако степень их соответствия как между собой, так и объективной истине может существенно отличаться, а при определенных условиях и абсолютно не совпадать.
В реально происходящем ЮП по конкретному юридическому делу субъект познания оперирует не фактами, а сведениями о них, облеченными в необходимую процессуальную форму. При этом сведения (информация) о фактах могут быть известны субъекту ЮП раньше, чем они станут содержанием соответствующего доказательства, т.е. раньше, чем они будут получены и закреплены в порядке, установленном законом. Сведения (информация) о фактах будут налицо, а доказательства еще не будет. Если же данные сведения будут облечены в процессуальную форму, то появятся доказательства, на основе которых субъект ЮП сможет сделать вывод о существовании каких-либо фактов. В этом случае процесс познания фактов объективной действительности будет происходить по схеме: получение сведений (информации) - трансформация сведений в доказательство - выводы о факте <15>.
<15> См.: Громов Н.А., Пономаренков В.А. Доказательства и доказывание в уголовном процессе. Самара, 1999. С. 16 - 17.
Если же эти сведения по каким-либо причинам не будут сформированы в доказательство или на каком-то этапе доказательства будут признаны недопустимыми, субъект ЮП не сможет их использовать в качестве основы для принятия решения. В то же время в его сознании эти сведения останутся, и при принятии решения субъекту ЮП от них предстоит в определенной мере абстрагироваться, что довольно сложно с точки зрения психики.
Четвертым уровнем ЮП являются так называемые всеобщие знания о юридическом факте, установленные в ходе юридического процесса юрисдикционным (компетентным) органом, на основании которых принято решение, вступившее в законную силу. Данный уровень познания и является собственно юридической истиной, которая может не совпадать как с объективной истиной, так и с выводами (знанием) иных (кроме юрисдикционного) субъектов ЮП.
Говоря о познанности юридического факта, мы подчеркиваем то, что речь идет прежде всего о ЮП. При этом можно наблюдать, казалось бы, парадоксальное обстоятельство: чем выше мы поднимаемся к вершинам пирамиды ЮП, тем можем больше отдаляться от объективной истины.
Следующий этап ЮП - это установление юридической основы дела (выбор и анализ надлежащей правовой нормы с позиции ее законности, действия во времени и пространстве и др.). В процессе применения права осуществляется и юридическая квалификация, когда события реальной жизни сопоставляются с гипотезой и диспозицией правовой нормы, причем юридическая квалификация - это длящийся во времени и пространстве процесс деятельности компетентного субъекта, не исчерпываемый лишь наличием субъекта. Также необходим и объект, которым в юридической квалификации выступает предусмотренная законом деятельность лиц, которая определяется на основе норм действующего права путем правовой оценки фактических обстоятельств дела.
Основоположник феноменологии Э. Гуссерль в итоге многочисленных мысленных экспериментов и реконструкций деятельности сознания ввел в поздний период своего творчества понятие жизненного мира, объявив существенным качеством последнего его дотеоретиче-ский характер. Действительно, для того, чтобы поставить под вопрос научность всех наук, необходимо опереться на что-то ненаучное, существующее автономно даже в период самого что ни на есть бурного развития науки с ее высокоразвитым и во многих смыслах доминирующим теоретическим мышлением. В итоге родилась перспективная конструкция, далеко выходящая за пределы самой феноменологии и с успехом примененная Ю. Хабермасом при составлении нетривиальной формулы общества. Теперь определяющей чертой жизненного мира был объявлен его несистемный характер: общество как система противопоставлялось обществу как жизненному миру. Условия сосуществования этих двух уровней предстали как два альтернативных модуса социального бытия, что позволило по-новому взглянуть на возможности философского исследования социальных практик. И если влияние жизненного мира на научную или философскую теорию и социальную систему рассматривается как конститутивное, то и ответное их влияние на жизненный мир требует рассмотрения. В связи с этим хотелось бы обозначить проблему воздействия теории и системы на жизненный мир и как новый разворот традиционной темы применения теоретических открытий на практике, и как проблему побочных эффектов присутствия теоретического в повседневной жизни.
Одним из способов презентации теоретического знания является учебник. По своему замыслу он не должен содержательно отличаться от других форм и способов представления знания ни содержательно, ни структурно. Лишь присутствие в текстах дидактического измерения должно быть причиной жанрового обособления. Поэтому учебники должны обновляться, изменяться и совершенствоваться, следуя
за теоретическим знанием. Но постепенно становится очевидным, что в отдельные исторические эпохи учебники оказываются способными жить отдельной жизнью и порождать собственную концептуальную реальность - и квазитеоретическую, и посттеоретическую одновременно. Так, В. Н. Порус обратил внимание на сосуществование в пространстве знания двух философий, одну из которых он назвал учебни-ковой, а другую - журнальной 1 . Действительно, даже упоминание в тексте учебника о новейших достижениях философской мысли далеко не всегда означает ее включение в структуру и содержание излагаемого материала.
В речи (интеллектуальной работе, коммуникации) ученого присутствуют не только термины, но и слова. Термины также выражаются словами, но эти слова должны употребляться по законам «терминов», тогда как обычные слова не сталкиваются ни с требованиями, ни с ограничениями, которые строгое, научное и высоко формализованное мышление применяет к понятиям. На практике же это различение обычно игнорируется. Между тем оно весьма существенно, потому что словами в тексте, аккумулирующем научные знания, можно выполнять как дотеоретические, так и посттеоретические функции. Типичным примером дотеоретического применения слов является концептуализация, а посттеоретического - интерпретация. Интерпретация результатов исследований в области физики невозможна без употребления слова «реальность», используемого в качестве слова, а не в качестве понятия. А все попытки определить понятие реальности, выявить его физический смысл, дать дефиницию в терминах новейшей онтологии лишь запутывали теоретиков, мешая им интерпретировать собственные результаты . Но реальность не единственная проблема теоретиков. Не меньше проблем возникает у тех, кто пытается воспользоваться философским понятием истины в самых разных областях повседневной жизни.
Так, в отечественном законотворчестве и сопровождающей его научной литературе неожиданно вспыхнули споры о природе истины и ее достижимости. В центре этих споров оказался вопрос о точном, строго научном определении истины, строгость которого должна соответствовать канонам правоприменения, когда критерии, определенные поправками в Уголовно-процессуальный кодекс РФ (УПК РФ), обеспечивали бы четкое различение между теми решениями суда, которые квалифицируются в качестве объективной истины, и теми, каковые под такую квалификацию не подпадают. Проблема усугубляется не только тем, что в предложенных разработчиками поправках речь идет не об истине, а об объективной истине, которую они в полном соответствии с гегелевской и марксистско-ленинской теорией познания противопоставляют истине субъективной, но и сформировавшейся в СССР частнонаучной теорией познания, без видимых изменений сохранившей свое влияние в ряде юридических наук по сей день.
Здесь наряду с уходящим в немецкую классическую философию различением объективной и субъективной истины мы встречаемся с такими терминами, как «процессуальная истина» и «материальная истина», введенными в оборот немецкими правоведами не столько под влиянием Гегеля, сколько под влиянием Канта и неокантианцев. В советской юридической теории доказывания эти понятия, пришедшие к нам еще до 1917 г., «встретились» с концептуальным каркасом диалектического материализма, что и породило такие парадоксальные с точки зрения логики гибриды как, например, относительная достоверность и достоверность абсолютная. И российским правоведам неясно, как отказаться от всего вокабулярия, рожденного в процессе построения частнонаучной (юридической) теории доказывания, не пересмотрев базовые понятия, и прежде всего понятие истины (объективной истины).
Токсичность диалектики в случае ее включения в схемы доказывания, основанные на аристотелевской силлогистике и созданные для аподиктического знания, хорошо известна, как известна и бесконечная история преодоления метафизики в современной философии и естествознании, длящаяся вот уже не одно столетие. Ведущие философские направления XX в., такие как аналитическая философия, феноменология, прагматизм и др., сделали немало для десубстанциали-зации и реформирования теоретического мышления, его очищения от реификации и гипостазирования. И хотя в рамках теоретического мышления это вполне оправданные приемы, необходимость ограничения их применения пространством теории представляется крайне важной.
Можно согласиться с Л. А. Микешиной в том, что гипостазирова-ние присуще только некоторым типам теоретизирования и что его актуализация связана с оперированием универсальными предметами. «Очевидно, - пишет она, - что такое гипостазирование становится базовым приемом в сфере абстрактного, не только философского, но и специально научного, мышления, пополняя арсенал таких «строительных лесов», как, например, введение и исключение абстракций, конвенций и репрезентаций» 1 . Однако далее Л. А. Микешина отмечает и одну из опасностей данного метода, выявленную и описанную французским социологом П. Бурдье, когда реификации конвертируются в символический, а затем и политический капитал. Но еше раньше об опасности реификации и гипостазирования для самого же теоретического мышления писали позитивисты второй и третьей волны, выдвинув идею лингвистической терапии как средство преодоления метафизики. Об этом же писали феноменологи и герменевтики, использую свой собственный набор концептуальных средств и методов, по-своему прорываясь к смыслу явления, прячущемуся за содержанием философских понятий и категорий.
Сегодня, когда отечественные философы подробно изучают и виртуозно описывают изыскания европейских и американских коллег, большинство представителей исследовательского сообщества все еще пользуется при построении и интерпретации частнонаучных теорий схемами и вокабуляром, более подходящими для позапрошлого века. При этом они даже не подозревают о вновь возникших ограничениях на использование концептуализаций, в основе которых лежат метафоры, реификации, гипостазирование. Что же говорить о тех, кто соединяет теорию с практикой, использует результаты научных исследований в повседневной деятельности и при этом «убежденно» занимает определенную позицию в споре материалистов и идеалистов или «мировоззренчески» обосновывает неприемлемость агностицизма.
Наглядно иллюстрирующая вышесказанное ситуация возникла при обсуждении вопросов применения принципа объективной истины в уголовном процессе. Само обсуждение выплеснулось на страницы юридических журналов, но поводом для них стала законодательная инициатива, рожденная в недрах одного из правоохранительных ведомств. Так, один из авторов названной инициативы начинает с утверждения о том, что «объективная истина... является базовой категорией научного познания, в том числе в господствующей в современной российской, да и всей мировой, науке методологии диалектического материализма. Возможность достижения истины материалистическая диалектика ставит в зависимость от применения правильной, научно обоснованной, методологии - способов исследования» .
Данное утверждение приводится в обоснование необходимости внесения изменений в УПК РФ. Его авторы в пояснительной записке фактически заявляют, что принцип объективной истины не только играет крайне важную роль в деятельности системы правосудия, но и способен повлиять на решение суда в зависимости оттого, будет ли он заявлен в тексте закона или нет. Другими словами, наличие этого принципа в системе деклараций само по себе существенно изменяет действия судей, следователей, обвинителей и защитников, хотя, даже будучи удаленным, данный принцип оказывает инерционное действие на повседневность судопроизводства. «Следует отметить, что объективная истина настолько прочно укоренилась в саму ткань российского уголовного судопроизводства, что даже УПК РФ, несмотря на отсутствие прямого упоминания о ней, оказался неспособным решить задачу полного ее искоренения. Анализ этого акта позволяет сделать вывод, что он «насквозь пронизан» идеями объективной истины» 1 .
Правоприменителям оказалось важно внести в УПК РФ определение объективной истины, очень мало отличающееся от определения, приводимого во всех словарях, в том числе и толковых. Создается ощущение, что работникам суда необходимо знать, как должна «выглядеть» объективная истина, какие у нее должны быть признаки, чтобы в соответствии с данным в УПК РФ определением следователь, адвокат или судья могли руководствоваться им в процессе слушаний и принятия решения. Как будто речь идет о разновидности правовой квалификации предмета, высказывания или действия, фигурирующих в деле, и от ответа на него зависит, влечет ли владение предметом, высказывание или действие правовые последствия.
Действительно, в правоприменительных практиках вполне рутинными кажутся вопросы, является ли данная вещь оружием и, следовательно, становится ли ее хранение нарушением закона или можно квалифицировать рассматриваемое действие как преступное деяние и т. п. Правильный ответ полностью зависит от того, насколько тщательно и исчерпывающе в законе прописаны дефиниции и насколько очевидно присутствие в объекте правовой квалификации признаков, позволяющих отличить банду от обычной группы товарищей, а грабеж - от кражи. Трудно представить себе прокурора или судью, скрупулезно сличающего признаки, упомянутые в УПК РФ, при квалификации высказывания, претендующего на роль объективной истины. Можно лишь вспомнить о первых шагах философского мышления, сплошь пронизанных метафорами, реификациями и гипостазирова-
ниями. Задавался же Парменид вопросом о пространственной форме бытия, доказывая его шарообразность; стремился же платоновский Сократ «увидеть» истину, добро или красоту сами по себе; пытался же Николай Кузанский сравнивать Бога с геометрическими фигурами.
В рассматриваемом случае обращения к теоретическому знанию для решения практических задач в сфере правоприменения высвечивается одно из главных свойств посттеоретического мышления и посттеоретического жизненного мира - фрагментарность. Слова сосуществуют с понятиями, но понятия лишены привычной среды обитания - они вырваны из концептуального или предметного пространства и «выживают» как могут. Понятие объективной истины оказалось единственным удостоенным чести быть определенным не в словаре или учебнике, не в научной статье или монографии - все это тысячу раз уже было и сегодня еше есть, хотя и не пользуется большой популярностью в журнальной философии. Этого не скажешь о философии учебниковой, где традиционные гносеологические категории, такие как «объективное» и «субъективное», «истина» и «заблуждение», «абсолютное» и «относительное», «достоверное» и «вероятное», занимают достойные и заметные места. Но в правоприменительной практике это все несущественно, а вот определить понятие объективной истины оказывается настолько важным, что законодателям предлагается внести его в УП К РФ.
Видимо, инициаторы рассматриваемого законопроекта осознавали возникающие при этом подводные камни, в результате чего получилось, как это следует из названия законопроекта, новое понятие - «объективная истина по делу». Но ни из самого законопроекта, ни из пояснительной записки не ясно, обладает ли оно особым статусом, потому что в обоих текстах речь идет только об объективной истине. Каковая и оказывается тем самым фрагментом, который, находясь уже в гордом одиночестве, начинает свое особое, посттеоретическое существование. Происходит ли что-то с понятием объективной истины, когда оно становится объективной истиной по делу? Конечно же да. И это общая закономерность, выявляемая при рассмотрении всех примеров посттеоретического существования понятий, понятийных конструкций, фреймов и сценариев, созданных теоретическим мышлением. Но есть и различия. Так, физикам совершенно не интересны свойства и отличительные особенности понятия объективной истины, хотя еше со времен Э. Маха их интересует вопрос о том, можно ли называть результаты их деятельности знанием об объективной реальности или это всего лишь их собственные конструкции реальности.
Наверное, в том, что отдельные термины и концепты теоретического знания «привязываются» к условиям их использования на практике и обретают новые семантические возможности, нет ничего противоестественного. Тема социальных технологий сегодня вновь приобретает актуальность . Уголовный процесс, задачей которого является разыскание истины и принятие судом по результатам поиска справедливого решения, может рассматриваться и как социальная, и как эпистемологическая технология. Эпистемологической эту технологию делает разыскание истины, а социальной - тематизация справедливости. Но не только это позволяет называть уголовный процесс социальной технологией: сам процесс разыскания истины выступает как предельно социальное явление. Его содержанием всегда становится конкуренция разнообразных интересов, намерений, мотивов, что в действительности есть конкуренция акторов, социальных сил и институций. Причем конкуренция, возведенная в ранг закона и тщательно оберегаемая строгими процедурами уголовно-процессуального закона. Особый интерес для философов представляет эпистемологическая сторона данных практик, тем более что именно эта сторона оказалась в центре внимания самих правоприменителей, став предметом активного и заинтересованного теоретического спора об истине и ее поисках.
Дело в том, что при принятии УПК РФ в 2002 г. в полном соответствии с желанием большинства россиян закладывались основы более демократического судопроизводства, главным принципом которого, как тогда казалось, выступал принцип состязательности. Разумеется, большинство граждан лишь слышали о том, что принцип состязательности - это демократично и гарантирует беспристрастность суда, объективность его решений. Даже сама мысль о возможности противоречия между состязательностью и объективностью показалась бы абсурдной.
Сами правоприменители понимали, конечно, что дьявол - в деталях и что соблюдение нового УПК РФ свяжет руки обвинителю и, наоборот, усилит позиции адвоката. И никто при этом не обращал внимания на тонкости теоретического обоснования данной конструкции, потому что принцип состязательности казался усиливающим и дополняющим, а не ослабляющим и противоречащим принципу объективности. Но вдруг, вначале слабо, а затем все сильнее стали раздаваться голоса юристов-практиков и правоведов о том, что в погоне за состязательностью оказалась забыта главная цель деятельности суда - объективная истина. И что избыточная забота о соблюдении первого принципа - препятствие для реализации второго. Тогда-то и появляется законопроект с красноречивым названием «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу» 1 .
Из дискуссии, развернувшейся на страницах специальных юридических журналов , становится ясно, что участники полемики спорят одновременно и о философских проблемах, и проблемах организационных, правоприменительных, решение которых может быть отнесено к сфере социальных технологий. При этом все участники спора убеждены в неразрывной связи теории и практики. Сторонники «введения института установления объективной истины» убеждены в том, что данный институт в корне изменит ситуацию и работа судов существенно улучшится. При ознакомлении с аргументацией становится ясно, что речь идет прежде всего о том, можно ли суду разрешить быть активным участником процесса, и в случае, если предварительное следствие не собрало достаточной доказательной базы и его результаты были успешно оспорены стороной защиты, самому проводить дополнительное расследование.
При этом выясняется любопытное и чрезвычайно интересное с методологической точки зрения обстоятельство: частнонаучная методологическая рефлексия в юридической науке оказалась и самостоятельной, и предельно творческой. Понимая, что установить все обстоятельства дела возможно далеко не во всех случаях, а принимать решения необходимо всегда, юристы разработали собственную терминологию, связанную с философскими теориями истины лишь исторически. Появились термины «материальная и процессуальная», «объективная и формальная истины», необходимые для идентификации того материала, который собран следствием и представлен суду. Стало казаться, что искать объективную истину и «взвешивать» аргументы сторон защиты и обвинения - настолько разные задачи, что решение одной может воспрепятствовать решению другой, увести в сторону и т. п. Но если не удается установить перевес ни одной из сторон в процессе аргументации, а решение необходимо принимать, разве не нарушается принцип доказательности?
Конечно же, обсуждаемый вопрос - вопрос технический или технологический, хотя он крайне важен для участников уголовного процесса; в процессе его обсуждения они прибегают к аргументации, но-
сящей мировоззренческий и даже философско-теоретический характер. Как отмечает Г. К. Смирнов, отечественными философами была создана концепция объективной истины, которая присутствовала в прежних УПК - как советском, так и царском. В них «объективная истина определялась не как некое императивное требование, обуславливающее возможность принятия по делу итогового решения, а лишь как цель (идеальная модель результата), для достижения которой публично-правовые субъекты обязаны принять все меры и приложить все усилия» 1 .
Конечно же, в данном утверждении он не точен: авторы обоих упомянутых УПК не применяли термин «объективная истина», довольствуясь лишь словом «истина». И это важно, ибо сам вопрос не поднимался на теоретическую высоту, которая обязывала бы давать термину определение. А вот авторы законопроекта попали в эту ловушку: они вынуждены давать дефиницию, которая, по их замыслу, должна помочь суду отличить объективную истину от всего того, что ею не является. Поэтому они предлагают включить в текст УПК определение «объективная истина - соответствие действительности установленных по уголовному делу обстоятельств, имеющих значение для его разрешения».
Данная законодательная инициатива весьма примечательна: она показывает способ обращения практика с теоретическими понятиями. Члены суда должны уметь идентифицировать объективную истину, т. е. отличать ее от других видов истины точно так же, как они должны уметь отличать разбой от грабежа или кражи. Но если для определения кражи, грабежа и разбоя нашлось место в Уголовном кодексе (УК), то ни для субъективной, ни для абсолютной, ни для относительной истины в УПК место не предусмотрено. Да и возможно ли решить данную проблему путем включения в законодательные документы определений, носящих отчетливо выраженный философско-теоретический характер? Или для этого необходимо будет поместить в УПК всю теорию познания, причем в совершенно определенной редакции. Как известно, далеко не все философы сегодня разделяют мнение, согласно которому термины «объективная истина», «объект» и т. д. не связаны ни с метафизикой, ни с идеологией и даже могут быть общепризнанно операционализированы, т. е. уподобиться научным терминам естественных и технических наук.
Таким образом, предлагая термин «объективная истина», мы автоматически утверждаем, что истин много, и обнаруживаем, что теоре-
тики права ввели наряду с уже упомянутыми субъективной, абсолютной и относительной еще и другие истины, вроде формальной, процессуальной, материальной. Так, Г. К. Смирнов, соглашаясь с тем, что суд, провозгласив объективную истину главной целью, не всегда способен обеспечить ее достижение, отмечает: «И лишь в случае невозможности достижения этой цели после принятия исчерпывающего круга процессуальных мер итоговое решение по делу могло быть принято на основе различных юридических фикций, в первую очередь презумпции невиновности, согласно которой неустранимые сомнения в виновности толковались в пользу обвиняемого. Таким образом, допускалась и формальная истина, однако она не подменяла объективную и тем более не противопоставлялась ей, а применялась как вспомогательное средство доказывания в случаях, когда объективная истина оказывалась недостижимой» 1 .
Правоприменительная практика обзавелась своей частнонаучной теорией истины, согласно которой объективная истина может быть достижима в одних случаях и недостижима в других. Если достичь объективной истины невозможно, то тогда сгодится и формальная истина, т. е. соблюдение правил и процедур позволяет суду принять решение, не имея достаточных знаний о том, что же произошло. И это решение в соответствии с «юридической фикцией» будет носить оправдательный характер. Появление понятия фикции также относится к разряду посттеоретической жизни теоретических понятий. Как сообщает нам теория права, «фикция является юридическим образованием, противоречащим реальности, но сознательно используемым для достижения ряда юридических последствий или желаемых судебных решений... Значение фикций состоит в том, что они способствуют переводу обыденной реальности в реальность правовую...» . Как и в случае с определением объективной истины, предлагаемым ко внесению в законодательство, данное понятие стремится урегулировать отношение правоприменителя к реальности, точнее, к установлению отношения между знанием и реальностью. Хотя во втором случае это представлено как отношение между двумя реальностями: правовой и
Проблема связи знания и реальности не раз уже обсуждалась в рамках частнонаучных онтологий, но повод для дискуссии каждый раз оказывался разным и определялся спецификой данной науки. Так, разногласия физиков, обсуждавших тему реальности, были обусловлены развитием физики микромира, где измерительные приборы играют исключительно активную роль и нередко объявляются «соучастниками» создания представлений о реальности. Проблема реальности в социологии также была связана с тем, что общество представлялось некоторым теоретикам слишком «рукотворным», т. е. зависящим от людей, от их сознаний, воли, разумных решений. Юристы оказались в несколько ином положении - их частнонаучная онтология стремится соединить повседневную (дотеоретическую) реальность с реальностью правовой (теоретической). При этом главным источником проблем становится зависимость правовой реальности не только от обыденной, но и от социальной.
Основная особенность повседневной или обыденной реальности, имеющая значение в контексте нашего рассмотрения, состоит в том, что эта реальность предельно хрупка, мимолетна, изменчива. Интересующее правоприменителей событие относится к прошлому, его следы либо исчезают сами, либо уничтожаются/скрываются злоумышленниками. Установить всю совокупность обстоятельств по уголовному делу, имеющих значение для его разрешения, что требуется в предлагаемом законодателями определении объективной истины, можно только в том случае, если эта совокупность подлежит предварительному определению. Если же мы выбираем лишь те обстоятельства, которые имеют значение для разрешения уголовного дела, то мы по-прежнему зависим от той самой процессуальной или формальной истины и вести речь об объективной истине здесь довольно бессмысленно. Не потому ли УПК Франции и Германии, как и УПК дореволюционной России, и речи не вели ни о какой объективной истине, как не вели они речи об истине формальной, субъективной, процессуальной. Везде, где используется слово «истина», оно используется именно как слово, обозначающее максимальную осведомленность суда о том, что произошло, и стремление суда не довольствоваться показаниями свидетелей, потерпевшей и обвиняемой сторон, а опираться на сведения, собранные следствием. Наверное, поэтому в правоприменительной практике европейских стран и не возникают вопросы об агностицизме и достижимости объективной истины, как не возникали они перед судами в дореволюционной России.
В учебниковой философии одним из главных утверждений, бросающихся в глаза даже на уровне знакомства со структурой, не говоря уже о содержании, является утверждение о том, что «магистральным направлением научного постижения действительности является выявление законов и закономерностей в определенной предметной области». И. В. Левакин оказался одним из немногих, кто сегодня пытается отстаивать данное утверждение на страницах философского журнала. И не случайно он ссылается при этом на работы П. В. Копнина и В. С. Швырева, относящиеся к середине 1970-х гг. 1
Не ставя под сомнение правомерность обращения к этим авторитетным исследователям, писавшим свои тексты значительно позже главного критика идеи социальных закономерностей К. Поппера, зададимся другим вопросом: почему сегодня любые попытки поведать об уже открытых законах общества или законах социологической науки повторяют давно известные истины исторического материализма? «Обществознание выделяет законы различной степени общности: общесоциологические, проявляющиеся на всех этапах человеческой истории (например, закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил); действующие в определенной группе формаций (например, законы классовой борьбы в условиях антагонистического общества); свойственные отдельным формациям (например, закон производства прибавочной стоимости при капитализме)» и т. д. И, что примечательно, осуществляются эти попытки либо социологами, либо политологами, либо теоретиками государства и права. Сами же философы пишут статьи и книги на темы, не пересекающиеся с данной проблематикой, да и формулируют их на языке, отличном от языка исторического материализма. Все происходящее как будто напоминает тезис Т. Куна о несоизмеримости.
Действительно, когда доходит до вопроса о том, какие же закономерности открыты в теории государства и права, автор сообщает нам о необходимости учитывать «особенности действия общественных закономерностей в государственно-правовой действительности», которые заключаются в том, что, во-первых, «развитие государства и права буквально пронизано борьбой противоположных интересов, идей, сил»; во-вторых, «накопление нормативного материала в обособленных сферах правового регулирования ведет к постоянному увеличению числа отраслей права» и, наконец, в-третьих, «в новой государственно-правовой системе всегда присутствуют элементы старой и зачатки новой системы». То есть все тот же диалектический материализм с его законами, все та же удивительная стихия, называемая государством и правом, чья неслиянность и нераздельность воспринимается по аналогии с неслиянностью и нераздельностью лиц в Святой Троице.
Не случайно автор оперирует понятием государственно-правовой действительности. Это наводит на мысль о том, что так же, как материя наделяется свойством порождения идеального, так и государство способно выступать как стихия, порождающая право. Полемизировать с подобными сентенциями совершенно невозможно - нет общих оснований. Можно лишь ссылаться на два обстоятельства: философские исследования свойств и резервов диалектики как-то незаметно прекратились более двух десятилетий назад, а российские правоведы или социологи сохраняют верность формулам, публикуя их, как правило, в соответствующих разделах учебников или в описании собственной методологии в авторефератах кандидатских и докторских диссертаций. Вторым важным обстоятельством является уникальность российского опыта познания правоведами государства как своего рода natura naturans (творящая, действующая природа), способного порождать справедливость, а не заботиться о ее соблюдении.
Частнонаучная теория юридического познания возникает как распространение идей и принципов общей теории познания на предметную область юридической науки, охватывает обобщение практического опыта, а также инкорпорирует данные других наук о человеке и обществе, таких как социология, психология, политология, а в отдельных случаях - и теория принятия решений и даже теория игр 1 . Но затем эта связь обрывается и начинает торжествовать позитивистский тезис о том, что всякая наука сама себе философия. Этот принцип находит даже организационное закрепление: на рубеже тысячелетий в области подготовки научных кадров высшей квалификации из сектора философских наук философия права переходит в сектор юридических наук. Философия права институционально закрепляется как часть теории государства и права. Более того, учебниковая наука начинает доминировать над журнальной даже в аргументации. «В рамках теории государства и права, - пишет О. В. Мартышин, - не только возможно, но и желательно расширение и углубление философско-правовой проблематики. Но сосуществование в одной учебной программе наряду с теорией государства и права курсов лекций и учебников по философии права способно привести лишь к дублированию и созданию надуманных проблем, в том числе в связи с необходимостью размежевания» .
Конечно же, нигде в мире, несмотря на многообразие теорий и концепций, нет особой теории государства даже в виде теории государства и права. Наверное, для такой теории нужна особая философия, потому что ни в марксизме, ни в ленинизме нельзя найти ничего, кроме философии отрицания права 1: право рассматривается у классиков как функция государства, возникающая на определенном этапе его развития и исчезающая на последующих этапах. Но при этом вся конструкция вполне эффективно обслуживает сложившиеся в нашей стране правоприменительные практики, потому что она, скорее, выступает как технонаука. Так, требование введения института установления объективной истины по делу обосновывается прежде всего практически, т. е. ссылками на интересы отдельных участников процессов и возникающие при этом трудности. Но у технонауки совершенно иные принципы развития, нежели у науки фундаментальной. Как отмечает Б. И. Пружинин, «прикладная наука не может развиваться сама как наука. Логика ее развития задается извне. Она фактически отказывается от решения проблем, обеспечивающих ее логическую и историческую целостность, преемственность в ее развитии... прикладное знание всегда является потенциально уникальным и фрагментарным, или, говоря языком самых современных методологических концепций, оно «несоизмеримо» с другими фрагментами прикладного же знания» .
Для современной российской юриспруденции характерна ситуация «глубокой заморозки» теоретического знания, что проявляется, например, в консервации ее терминологии. Стремление избавиться от критической и методологической рефлексии, опирающейся на познавательные средства и методы, свидетельствует об изменении целей развития теоретического знания, которое, по общему мнению, должно становиться все более практикоориентированным. Но разве способствует пресловутой практикоориентированности отказ от модернизации самого теоретического знания? Может быть, речь идет об экономии сил или средств, когда возникают опасения запутаться в теоретических вопросах в ущерб решению практических задач? Думается, что причина здесь в ином. В философии за последние десятилетия произошло многое и среди наиболее существенного - осмысление присутствия ценностей как в структуре, так и в содержании научного знания. За этим последовали серьезные коррективы в области эпистемологии, классическая ее фаза сменилась неклассической. Для неклассической эпистемологии как раз и характерна методологическая рефлексия, обусловленная ценностным измерением науки, и оценка этого измерения не как побочного эффекта, который можно игнорировать, а как сущностного фактора, определяющего целепола-гание научного поиска.
Все это требует самого решительного переосмысления традиционных понятий эпистемологии в пространстве частнонаучных теорий. Заинтересовались же физики и философы понятиями субъективного и объективного при обсуждении антропного принципа, неклассически или даже постнеклассически истолковывая сильную и слабую его формулировки. Но и в правовой теории присутствие ценностей в структуре и содержании научного знания вовсе не является нарушением принципа объективности, как это могло бы быть представлено в соответствии со стандартами классической эпистемологии.
- См.: Порус В. Н. Журнальная и учсбниковая философии: преодолимо ли отчуждение? // Вестник Российского философского общества. 2007. № 1 (41). С. 59-64.
- См.: иЯЬ: https://www.roi.ru/tmp/attachments/ 244986/440058-61391073435.pdf. Актуальные проблемы государства и права // Вопросы философии. 2013. № 1.
480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
Гаврицкий Александр Васильевич. Судейское познание: теоретико-правовые аспекты: диссертация... кандидата юридических наук: 12.00.01 / Гаврицкий Александр Васильевич; [Место защиты: Рост. юрид. ин-т МВД РФ].- Ростов-на-Дону, 2007.- 178 с.: ил. РГБ ОД, 61 07-12/2362
Введение
Глава 1. Судейское познание: понятие и методологическая характеристика 11
1. Юридическое познание: основные подходы и интерпретации 11
2. Виды юридического познания 28
3. Судейское познание и его характеристика как процессуального познания..50
Глава 2. Судейское познание в профессиональной юридической деятельности 76
1. Познание судьей фактических обстоятельств дела 76
2. Судейское познание в процессе толкования правовых норм 93
3. Истинность судейского познания: критерии и способы достижения.... 115
Заключение 149
Литература 163
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В правовом государстве и цивилизованном обществе решение большинства социальных конфликтов осуществляется в форме судебного спора, по итогам которого независимый и объективный судья делает вывод о правоте сторон и выносит справедливый вердикт в пользу одной из них. От его способности познать все обстоятельства дела, всесторонне и глубоко проанализировать и осмыслить доказательственную базу, представленную сторонами, юридические и фактические аспекты рассматриваемого дела зависят механизм реализации права, правосудие и доверие со стороны населения институтам судебной власти и государству в целом. Поэтому познавательная деятельность судей, являющаяся определяющим элементом судебного решения, требует теоретической и методологической разработки различных аспектов: и гносеологических, и организационно-правовых, и герменевтических, и аксиологических.
Судейское познание представляет большой интерес для теории процессуального права, которая еще находится на стадии начального развития. Процессуальные нормы играют важнейшую роль в механизме правового регулирования, выполняют задачу нормативного обеспечения правосудия в государстве, поэтому общетеоретический анализ судейского познания необходим для совершенствования нормативно-правовых актов в сфере судебного процесса.
Процесс принятия решений судьей в ходе рассмотрения различных дел независимо от отрасли материального права имеет ряд общих закономерностей, выявить которые возможно, только используя методологические возможности общей теории права. Поэтому исследование судейского познания является межотраслевым по своим методологическим принципам и понятийным формам, а его выводы могут оказаться полезными для представителей административно-процессуального, уголовно-процессуального, гражданско-процессуального, арбитражно-процессуального и других отраслей процессуального права.
В условиях современной глобализации судебная власть играет все большую роль, и вопрос признания судебного прецедента источником права
является предметом многочисленных дискуссий, участники которых в большинстве своем признают наличие элементов правотворчества и возможность судебного прецедента в частном праве. Поэтому исследование механизмов и процедур судейского познания является актуальным и для российской правовой политики.
Степень научной разработанности проблемы. Вопросы процессуального познания давно находятся в центре внимания российских и зарубежных правоведов, но исследование судейского познания предпринято лишь в единичных отраслевых исследованиях. Все работы, в которых разрабатываются вопросы судейского познания, можно разделить на несколько больших групп.
Прежде всего, следует выделить классические труды русских и зарубежных юристов, в которых рассмотрены различные вопросы теории толкования права, применения права, познания права: Е.В. Васьковского, Г.Ф. Шер-шеневича, И.А. Покровского, Г. Кельзена, Е. Эрлиха, Р. Паунда, НА Гредескула, И.А. Ильина, Л.И. Петражицкого, К. Савиньи, Р. Иеринга и др.
Следует указать работы, посвященные анализу правового познания в единстве научно-эпистемологических, технико-юридических, практических и социокультурных аспектов таких авторов, как: А.И.Овчинников, А.В. Аверин, В.М. Розин, А.Ф. Закомлистов. Среди диссертационных исследований последних лет необходимо выделить разработки проблем юридического мышления в правоприменительном аспекте Т.В. Авакян, уголовно-процессуального познания СВ. Рудаковой, В.В. Васина, арбитражно-процессуального и гражданско-процессуального познания СМ. Амосова, Е.Э. Ахпателовой и др.
Отдельно следует обратить внимание на философско-правовые, гносеологические, социально-психологические, аксиологические исследования юридического познания представителей теории государства и права: ДА Ке-римова, В.М. Сырых, В.М. Баранова, И.Г. Грязина, B.C. Нерсесянца, П.П. Баранова, В.П. Малахова, А.А. Матюхина, А.Э. Жалинского, А.Ю. Мордовцева, Н.И. Матузова, И.Н. Сенякина, В.Н. Карташова. В их работах освещены самые разнообразные проблемы судейского познания: стадии правопримени-
тельного познания, критерии его истинности, особенности правоприменительного усмотрения, толкования права, юридических фактов и других.
Вопросы методологии правопознания, а также фундаментальные разработки основных правовых категорий содержат работы: С.С. Алексеева, В.К. Бабаева, АБ. Венгерова, ВЛ Гоймана, В.П. Казимирчука, В.Н. Кудрявцева, Ю.В. Кудрявцева, Э.В. Кузнецова, В.В. Лазарева, В.В. Лапаевой, Р. Лукича, Н.И. Матузова, А. Нашиц, П.Е. Недбайло, B.C. Нерсесянца, Г.С. Остроумова, А.С. Пиголкина, П.М. Рабиновича, СВ. Полениной, А.Р. Ратинова, Ю.С Ре-шетова, А.Ф. Черданцева.
Роль правового сознания в процессах юридического познания освещается также в трудах: Ю.М. Грошевого, Э. Леви, Е.А. Лукашевой, Е.В. Назаренко, Г.С. Остроумова, И.Ф. Покровского, В.П. Сальникова, А.П. Семитко, А. Тамаша и др. Различные аспекты судебного познания, а также логическое измерение правопознания, проблемы правовой истины, интуиции, внутреннего убеждения правоприменителя разработаны в произведениях А. Барака, ЛА Ванеевой, СИ. Вильнянского, А. Герлоха, М.А. Гурвича, В. Кнаппа, СВ. Курылева, А.Б. Лисюткина, В.О. Лобовикова, В.Е. Жеребкина, АЛ. Старченко, М.С. Строговича, А.А. Эйсмана. В работах Г.М. Резника, А. Тамаша раскрываются гносеологические, логические, психологические и этические аспекты внутреннего убеждения при оценке доказательств и юридической квалификации судьей фактических обстоятельств дела. Вопросы судебного доказывания рассмотрены в работах представителей уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной науки: А.Ф. Клейнмана, М.К. Треушникова, Г.Л. Осокиной, К.С. Юдельсона, СВ. Курылева, А.Т. Бонер, М.С. Строговича и других.
Объектом диссертационного исследования является юридическое познание в правоприменительной деятельности, а предметом выступает судейское познание как особый вид процессуального юридического познания.
Цель диссертационного исследования заключается в теоретико-правовом анализе процессуального юридического познания судей в единстве гносеологических, нормативно-правовых, аксиологических аспектов.
Для достижения поставленной цели в диссертации ставятся и решаются следующие задачи:
проанализировать понятие и основные подходы к юридическому познанию, предложить его классификацию;
сформулировать определение и дать характеристику процессуального познания, выявить особенности отдельных видов процессуального познания;
определить судейское познание в качестве вида процессуального юридического познания, изучить его специфику;
рассмотреть познавательную деятельность судьи в процессе толкования правовых норм;
установить и охарактеризовать особенности познавательной деятельности судьи в отношении фактических обстоятельств дела, поиска истины в судебном процессе;
Дать аксиологическую характеристику судейскому познанию.
Научная новизна диссертационного исследования
состоит в сле
дующем:
определены основные подходы к юридическому познанию, его концептуальные интерпретации, методологические особенности;
предложена классификация юридического познания, дана характеристика процессуального познания и его видов в правоприменительном процессе;
выявлены и проанализированы свойства судейского познания, предложено его определение, проанализировано соотношение с деятельностью судьи в процессе судебного доказывания;
рассмотрены этапы и гносеологические особенности судейского доказывания, рассмотрены формы познавательной деятельности в ходе толкования правовых норм и изучения юридических фактов, фактических обстоятельств дела;
сформулированы критерии и дана характеристика истинности судейского познания, а также его принципы.
Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования. В основу анализа судейского познания были положены концепции современной правовой гносеологии. Понятийный аппарат и методология теории права и философии права позволили автору выделить межотраслевые характеристики процессуальной деятельности судей, а методологические разработки процессуалистов из различных отраслей права были использованы для обобщения характерных черт судейского познания в уголовном, гражданском, арбитражном и других видах процесса. В работе также использовались наиболее распространенные подходы и принципы общетеоретических юридических исследований: формально-догматический, социологический, сравнительно-правовой, историко-культурный, антропологический, а также методы отдельных дисциплин: юридической деонтологии, герменевтики, правовой логики и юридической психологии.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Юридическое познание - это творческая деятельность субъекта правовой жизни общества, направленная на освоение социально-правовой реальности, ориентированная на получение достоверных знаний об окружающей его правовой действительности. Юридическое познание и теория познания права зависят от правовой культуры и правопонимания, от общественно-политической идеологии, от господствующих в обществе ценностей и философской картины мира. По предмету, стилю и понятийным формам юридическое познание бывает теоретическим и практическим, по субъектам юридически значимой деятельности выделяется научное, профессиональное и обыденное познание, по связи суждений - логическое и ценностное юридическое познание.
Судейское познание является профессиональным, практическим, процессуальным юридическим познанием, осуществляемым судьей в ходе судебного процесса с целью принятия справедливого решения по делу. Предметом судейского познания является социальный конфликт, решение которого предполагается осуществить на основе нормы материального и процессуального права.
Понятие «судебное познание» шире по объему понятия «судейское познание»: судебное познание складывается из коллективных усилий и познавательных действий всех участников судебного процесса: прокурора, адвоката, потерпевшего, истца, ответчика, судьи и т.п. Судебное процессуальное познание является разновидностью коллективного познания и предопределяется принципами состязательности судопроизводства и равноправием сторон, благодаря которому судебное познание строится на четком разделении функций, достигаются различные цели и принципы юридического процесса: справедливость, истинность, законность, гуманность. Наличие у каждого участника судебного познания собственной позиции по делу положительно влияет на процесс познания и поиск истины.
Принцип состязательности не ведет к исключению судьи из процесса доказывания, так как ему приходится участвовать в оценке доказательств. Судейское познание включает в себя элементы доказательственной деятельности, но значительно шире доказывания по предмету и объекту, источникам информации, методам и приемам. Доказывание является определенным этапом и способом судейского познания: во-первых, судья получает информацию и познает обстоятельства дела не только из предоставленных доказательств, и его познание имеет более широкий горизонт источников информации; во-вторых, судейское доказывание - средство, но не главная цель судейского познания (справедливое решение дела на основе познанной картины социальных отношений в конфликтном деле); в-третьих, познание начинается прежде доказывания, так как доказательства должны быть прежде познаны, осмыслены, проанализированы и проинтерпретированы.
Процесс доказывания и процесс установления юридических фактов есть различные этапы одного познавательного процесса: нормы материального права определяют познание и оценку доказательств. Обращение к юридической стороне рассматриваемого дела неизбежно при определении отно-симости доказательств и достаточности. Доказательства способствуют юри-
дическому познанию, помогают судье перейти от незнания к знанию того, что произошло в действительности в прошлом, изучать, устанавливать юридические факты, которые, будучи предусмотрены в правовой норме, оказывают влияние на интерпретацию накопленного фактического доказательственного материала.
5. Познание содержания правовых норм в ходе толкования закона
предполагает смыслоконструирующую деятельность судьи. В процессе тол
кования судье необходимо отталкиваться от конкретной ситуации, так как
каждая из них меняет толкование норм. В процессе познания оценочных по
нятий, содержащихся в правовых нормах, судья осуществляет гибкую интер
претацию, необходимую для осуществления правосудия на основе закона с уче
том конкретных обстоятельств дела. В познании оценочных понятий важными
оказываются нравственный эталон судейского познания, здравый смысл су
дьи, глубина познания обстоятельств дела, знание судьей идеологических по
зиций государственной власти, стратегии правовой политики.
6. Принцип состязательности и принципы, гарантирующие защиту
прав личности в судебном процессе, не препятствуют достижению истины и
призваны минимизировать вероятность судейской ошибки. Законодателем
сохранены полномочия по активному исследованию представленных сторо
нами доказательств. Несмотря на то, что прямого закрепления принципа объ
ективной истины в процессуальном законодательстве России нет, существу
ют нормы, косвенно указывающие на него: среди них принцип полного, все
стороннего и объективного исследования обстоятельств, имеющих значение
для дела, а также всестороннего, объективного и полного расследования.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что результаты исследования - теоретические положения и выводы - развивают и дополняют ряд разделов теории государства и права, истории правовых учений, правовой логики, отраслевых дисциплин. Рассмотренные в работе качества и характеристики судейского познания позволяют скорректировать
представление о судебном доказывании, процессуальном познании, толковании права, определить критерии и характер истины в судебном процессе и переосмыслить роль судьи в исследовании обстоятельств дела, поиске его справедливого решения.
Практическая значимость исследования определяется значением содержащихся в работе выводов, касающихся процессуального права и могущих найти практическое применение в сфере законотворческой и правоприменительной деятельности, юридического образования, правового воспитания.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения и результаты диссертации выступали предметом обсуждения на заседаниях кафедры теории и истории государства и права Ростовского юридического института МВД России. Отдельные теоретико-практические выводы работы докладывались на научных конференциях и «круглых столах». По теме диссертационного исследования автором опубликованы 7 научных статей.
Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих шесть параграфов, заключения и списка литературы.
Юридическое познание: основные подходы и интерпретации
Познавательная деятельность давно является объектом повышенного внимания в гуманитарных науках: философии, психологии, логике. Особенно сильно проявился этот интерес в Новое время, когда научное познание достигло больших успехов в освоении природы. Именно в эту эпоху юриспруденция начинает перенимать опыт естественных наук и активно внедряет в свой методологический инструментарий наблюдение, обобщение, эксперимент, анализ, синтез, индуктивные и дедуктивные приемы мышления. Однако история теоретического осмысления правового познания началась намного раньше: еще в Древнем мире и Средние века.
В Древней Греции два мыслителя сформировали систему взглядов на процесс правового познания - Платон и Аристотель. Они сформировали два направления в философии права - рационально-идеалистическое и эмпирическое. Отдельно остановимся на их характеристиках.
Платон очень много внимания уделял вопросу получения знания о праве, обществе, социальных явлениях. Вслед за Сократом он полагал, что человек знающий никогда не совершит дурного поступка. По Платону, знание возможно не для всякого. «Философия» (буквально «любовь к мудрости») невозможна ни для того, кто уже обладает истинным знанием, ни для того, кто совсем ничего не знает. При разработке вопроса о знании и его видах Платон исходит из мысли о том, что виды знания должны соответствовать видам или сферам бытия. Для истинного понимания бытия Платон считал необходимым разрешить противоречия между двумя наметившимися в греческой мысли противоположными концепциями: элейской, утверждающей неизменность, тождественность, неподвижность истинного бытия, и геракли- товской, признающей его вечную текучесть, изменчивость и подвижность.
Истинное бытие, согласно Платону - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи (идея - образ вещи, определяющее ее первоначало и принцип). Мир идей - мир, порождающий вещи и явления, поэтому идея выступает не только как онтологическая основа и первопричина мира явлений, но и как руководящий принцип, стандарт и образец его организации1.
Согласно Платону, чувственное восприятие не дает знания постоянного, т.е. доставляет не уверенность, а только мнение. Только понятия в том случае, если они правильно образованы, являются неизменными, и только они дают действительное знание. Понятие должно иметь объект, к которому оно относится. Этот объект не может быть идентичным объекту чувственного восприятия, он должен быть сверхчувственным объектом - идеей. Следовательно, в наших понятиях совершается познание сверхчувственного мира, а понятия являются отражением идей. Во множестве понятий отражается множество идей.
Причастность духа к миру идей при помощи понятий одновременно доказывает, согласно Платону, бессмертие души. Образование понятий в человеческом духе является актом вспоминания самих идей, которые душа созерцала до того, как она соединилась с телом. Наивысшая идея - идея блага, часто понимаемая Платоном так же, как Бог, который, будучи творцом мира (демиургом), сначала творит мировую душу как нетелесную, проникающую весь мир движущую силу. Материя сама по себе не существует; она становится действительностью, побуждаемая присутствующей в ней идеей.
Теория познания Платона была крайне актуальной с точки зрения теории естественного права. Ведь идеальное государство и идеальные законы можно спроектировать с помощью созерцания идеи государства и права, вечной и неизменной. Таким образом, идея естественного права получает гносеологическое обоснование и развивается в дальнейшем в Средние века.
Из философии познания Платона вытекает необходимость разумного закона, то есть закона, положения которого обоснованы рациональной идеей справедливости. B.C. Нерсесянц отмечает в этой связи, что подход к закону как «определению разума» стал общим местом для всей последующей рационалистической философии права. Закон должен закреплять разум не существующих, но должных отношений, то есть он должен быть идеальным. «Законы, таким образом, предстают как средство внедрения начал разума в жизнь и отношения людей, как форма посильной для людей реставрации божественного проявления»2.
Противоположными по теоретическим убеждениям являются взгляды Аристотеля. Мыслитель полагал, что врожденные идеи не могут существовать безпредметно.
В отношении к правовому познанию Аристотель был более категоричен, отказываясь давать общие формулировки правовым явлениям, поступкам, ценностям и принципам. Он указывал: «Каждое положение права или закона есть как бы общее по отношению к частному, ибо поступки многообразны, а положение - как общее - всякий раз одно»3. Поэтому формулирование понятий не входит в сферу познания.
Виды юридического познания
Познавательная деятельность в сфере права столь же многогранна, как и само право. Существуют отличия в процессе познания, вызванные различными сторонами объекта познания, приемами, методами, подходами к анализу права, открывающему все новые грани в ходе погружения в правовую реальность, постижения его новых свойств и качеств, которые зачастую формулируются интуитивно.
Существует, как минимум, две концепции познания права: позитивно-юридическая и естественно-правовая. Для первой характерен эмпиризм, материализм, логоцентризм, для второй идеализм и созерцательность, аксиоло-гичность.
Если в рамках юридического позитивизма, как мы уже говорили выше, внимание сконцентрировано на формально-догматическом материале, то в границах естественно-правовой теории познание протекает в рамках изучения ценности права и его идеала.
С точки зрения предмета познания, правовое познание делится на общетеоретическое, направленное на выяснение сущности права, на формулирование его понятия, основных признаков и форм, видов и ценностей, и на практическое познание права, предметом которого является социальная жизнь, рассматриваемая сквозь призму нормативно-правовых велений. Объектом и первого, и второго выступает правовая жизнь общества, но предметы, исследовательские задачи и принципы анализа, наконец, подходы у них различные. Например, научное юридическое исследование является всегда общетеоретическим, даже в том случае, когда речь идет об отраслевом или прикладном характере работы. Познание судьей фактической стороны дела, толкование им нормативных актов - безусловно практическое познание, цель которого - применить нормы права, решить социальный конфликт, установить права и обязанности сторон и т.д.
Наконец, целью процесса юридического познания являются не просто знания об окружающем мире, но знания об идеале. Познавая мир права, ученый невольно отталкивается от субъективного представления о правовом идеале, так как он - не сторонний наблюдатель, а участник всех общественных процессов. Ценность справедливости для него так же важна, как и для других представителей общества - ведь ему не безразличен дом (общество) в котором он живет. Также ценность справедливости важна и для практических работников, правоприменителей. Понимание ценности справедливости в конкретной ситуации способствует принятию справедливого правоприменительного решения.
Если говорить о дисциплинарном анализе познания права, то здесь следует признать, на наш взгляд, что процесс познания права является предметом метатеории права, то есть философии права. Философия права - наука о правовых ценностях, о правовом идеале и о методах познания права. Познание методов осмысления сущности права, или гносеология права, является важной частью философско-правового знания. «Предметом "философии права" оказывается, - отмечает методолог И.Грязин, - в первую очередь (но не только) процесс познания, приводящий к возникновению, развитию и отвержению юридических формул...»28. Юридические формулы являются материальными формами правового познания. Познание «мышления о праве» в его взаимосвязи с объективной реальностью и составляет, по мнению автора, предмет предлагаемой им философии права29. «Философия права - отмечает И. Грязин, - не содержит в себе знания о государстве и праве, а содержит знание об их знании, точнее о формах, типах этого знания»
Автор прав в том, что считает знание и познание права предметами фи-лософско-правового познания. Форма и содержание, точнее их соотношение, и для права, и для мышления представляют собой «две стороны одной медали». Правовое познание и мышление, как и любая другая форма мышления -явление, в котором содержание детерминирует его формальные признаки и закономерности протекания. «Форма и содержание - это одно образование, одно целое, но внутренне различающееся в разных связях: содержание, абстрагируемое познанием из предметов действительности и зависящее от характера их свойств и отношений, составляет вместе с ними (т.е. взятое со стороны этих предметов) объективную основу формального процесса мысли»31. Поэтому существует своя особая специфика процесса познания права, определяемая особенностями данного социального явления.
В философско-правовом исследовании B.C. Нерсесянца обращается внимание на то, что теоретические проблемы познания права входят в предмет правовой гносеологии. Ее основная задача состоит в изучении предпосылок и условий достоверного познания права, в достижении истинного знания о праве и правовых явлениях32. Автор считает, что в рамках освящаемой в данной работе концепции философии права существуют две различные концепции правовой гносеологии, вытекающие из двух противоположных типов правопонимания. В рамках первой концепции, называемой им юридической гносеологией, путь познания приводит к различению естественного и позитивного права в качестве мыслительной предпосылки и исходной познавательной схемы. Кроме того, эта концепция выступает как необходимая гносеологическая модель теоретического постижения и выражения знания и истины о законе (позитивном праве) в виде определенного понятия права (естественного права, идеи права, правильного права и т.д.).
Познание судьей фактических обстоятельств дела
Судейское познание можно рассмотреть по традиционной схеме стадиальности правоприменительного процесса. Как известно, в юридической литературе процесс применения права раскладывается на ряд стадий. С.С. Алексеев пишет: «Логически не только возможно, но и необходимо подразделить правоприменительную деятельность на отдельные стадии, что позволяет обстоятельнее рассмотреть процесс применения права...»"9. Ученый полагал, что, несмотря на неразрывную связь, установление фактов и выбор, нормы находятся в разных плоскостях правоприменительных действий120.
Следует отметить, что стадиальность правоприменительного процесса всегда была в центре дискуссий. Многие ученые считали, что установление фактической и юридической основы дела - единый процесс, и отдельные действия, совершаемые в процессе применения права, «очень близки друг другу, взаимно переплетаются и обусловливают друг друга»121. Признавалось, что на практике применение норм представляет собой неразделимый на стадии процесс постоянного обращения то к фактам, то к норме.
И.Я. Дюрягин считал, что выделение стадий отражает "логическую по-следовательность правоприменительного процесса" . Подобная позиция остается доминирующей и в современной литературе. Иное мнение было у П.Е. Недбайло, который писал, что установление фактов и выбор нормы -«это одновременный акт, одна, единая и исходная стадия процесса примене-ния правовых норм» . Правда, при этом он считал возможным говорить о том, что «фактически» процесс применения начинается с установления фактов, требующих правового решения, а «логически» - с выбора нормы, в соответствии с которой квалифицируются факты124.
Современный исследователь правоприменительного мышления А.И. Овчинников считает, что процесс применения нормы к конкретному случаю представляет собой «замкнутый», логически порочный круг. Ученый задается вопросом: Как можно, применяя норму права, отталкиваться от фактических обстоятельств дела, если фактический состав описан в норме права? Круг фактов может быть правильно установлен лишь тогда, когда известно их юридическое значение, то есть тогда, когда правовая норма уже выбрана. Но выбор нормы должен производиться на основе фактических обстоятельств дела.
Многие ученые также обращают внимание на юридическую основу установления фактов. «Фактические обстоятельства, подлежащие установлению, берутся в связи с нормами права, правовым регулированием. Поэтому к обстоятельствам дела относятся не все абсолютно факты..., а лишь те из них, которые имеют значение для дела»123, - подчеркивает С.С. Алексеев. Аналогично высказывается и В.В. Лазарев: «Основанием правоприменительной деятельности и одновременно предметом ее первой стадии являются юридические факты или целые юридические составы... В каждом случае всегда возникает вопрос, какие обстоятельства нужно устанавливать, а какие не следует» .
Для того, чтобы правовую оценку не исключать из процесса установления фактических обстоятельств дела, было изобретено понятие «ориентировочная квалификация». Ориентировочная квалификация, по мнению В.В. Лазарева, осуществляется уже в самом начале установления фактических обстоятельств дела, так как в противном случае установление фактиче-ской основы дела проводилось бы вслепую. На это суждение возражает А.И. Овчинников: квалификация предполагает уяснение нормы, которая не может одновременно не быть конкретизацией, так как каждая норма - это множество аналогичных ситуаций, и для вхождения в это множество необходим конкретный казус. Ученый делает вывод, что уяснение нормы предполагает ее одновременное применение. Для того чтобы из всей системы действующих норм судье выбрать нужную ему, он все же должен сопоставить весь свой опыт с новым казусом, что уже предполагает и предопределяет анализ последнего.
Познание фактов настоящего и прошлого происходит в ходе непрерывного обращения судьи к правовым нормам, в гипотезах которых присутствует тот или иной юридический факт. «Познание в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства предстает как развивающийся процесс, состоящий из ряда умственных и практических действий при их постоянном взаимопроникновении, когда каждая мыслительная операция подвергается практической проверке, а результаты практических действий осмысливаются и включаются в познавательную деятельность» .
Судейское познание в процессе толкования правовых норм
Толкование правовых норм является процессом познания их смысла и составляет одну из основных задач судьи наряду с установлением фактических обстоятельств дела. Толкование норм, рассматриваемое как познание, предполагает обращение к существующим гносеологическим концепциям в сфере социальных норм.
В настоящее время большинство ученых под толкованием права понимают интеллектуально-волевую деятельность по уяснению и разъяснению смысла норм права в целях их наиболее правильной реализации150. В отечественной теории права понятие «толкование права» традиционно рассматривается и как процесс уяснения или индивидуального познания смысла норм, и как процесс разъяснения смысла правых норм или изложение понятого смысла другим. Считается, что необходимость в толковании обусловлена тем, что нормы имеют общий и абстрактный характер, а применяются к конкретным фактам, ситуациям, и без него не обойтись в процессе реализации правовых норм.
Процесс уяснения смысла правовых норм предполагает установление содержания норм права путем выявления и постижения значений и смысла терминов и выражений, заключенных в законах. Разъяснение - деятельность по изложению и доведению до сведения других лиц познанного смысла права. Разъяснение реализуется в форме акта толкования права.
Чтение текста нормы может рассматриваться как процесс познания нормы. Современные ученые по-разному понимают гносеологию толкования права.
Согласно первой концепции, процесс познания норм права носит отражательный характер. Назовем ее «отражательной». Ее основным признаком является то, что толкователь занимается познанием-отражением замысла законодателя. Основа данной концепции - гносеологические теории эпохи модерна. В классической (модернистской) философии и теории познания, фундамент которой был заложен еще в Новое время, процесс познания рассматривался как созерцание, отражение объективной действительности, развивающейся по независящим от индивида абсолютным и неизменным законам. Задача познающего - найти методы, которые адекватны познаваемому объекту, и устранить все субъективные «помехи» на пути отражения.
Одним из ярких представителей «отражательной» концепции, повторимся, все еще доминирующей в теории права, является А.Ф. Черданцев, который прямо указывает философско-методологические основы рассмотренной и всесторонне описанной им классической теории толкования: «Фило-софско-методологической основой толкования как разновидности познания, мышления выступает теория отражения»151. С.С. Алексеев также пишет: «Толкование как один из моментов научного познания исходит из марксистско-ленинской теории отражения»132.
Теория отражения основана на диалектико-материалистическом подходе к познанию мира. Право в его понимании является надстроечным явлением и объективно потому, что его содержание обусловлено экономическим базисом, общественным бытием153. Однако в современной философии науки давно осуществлен пересмотр классических гносеологических аксиом и предложены новые взгляды на природу познания человеком окружающего мира.
Прежде всего, современная теория познания отказалась от противопоставления субъекта и объекта: оказалось, что объект конструируется субъектом. Выяснилось, что социальная реальность конструируется в процессе осмысления и понимания человеком своей жизни в обществе. Текст нормативного акта является фрагментом этой социальной реальности, сотканной из бесконечно разнообразных человеческих связей и отношений. И познание текста также является конструированием его смысловых связей.
В своей монографии А.И. Овчинников глубоко рассмотрел проблемы новых подходов к теории толкования права, выделив концепцию юридической герменевтики в качестве наиболее перспективной. Автор показал, что если ранее считалось необходимым установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим, и, по сути, правоприменитель, выступая «созаконодателем», создает новую норму, осуществляя акт подведения общей нормы и конкретного случая15 . Процесс интерпретации требует особенной «способности суждения», практического силлогизма, предполагающего творческое решение.
Таким образом, если, согласно первой (отражательной) концепции, с глубокой древности и до сегодняшнего дня процесс толкования правовой нормы рассматривается как процесс установления замысла автора - законодателя, а суть толкования обнаруживается в том, чтобы познать, выявить и тем самым установить смысл и содержание, которые заключены в нормативных юридических предписаниях, то, согласно второй концепции (назовем ее конструктивистской), смысл закона конструируется в процесс осмысления текста. Именно вторая теория объясняет многие наблюдения судей и правоведов о характере толкования права.
| Учитывается или нет данная публикация в РИНЦ. Некоторые категории публикаций (например, статьи в реферативных, научно-популярных, информационных журналах) могут быть размещены на платформе сайт, но не учитываются в РИНЦ. Также не учитываются статьи в журналах и сборниках, исключенных из РИНЦ за нарушение научной и издательской этики."> Входит в РИНЦ ® : да | Число цитирований данной публикации из публикаций, входящих в РИНЦ. Сама публикация при этом может и не входить в РИНЦ. Для сборников статей и книг, индексируемых в РИНЦ на уровне отдельных глав, указывается суммарное число цитирований всех статей (глав) и сборника (книги) в целом."> Цитирований в РИНЦ ® : 4 |
| Входит или нет данная публикация в ядро РИНЦ. Ядро РИНЦ включает все статьи, опубликованные в журналах, индексируемых в базах данных Web of Science Core Collection, Scopus или Russian Science Citation Index (RSCI)."> Входит в ядро РИНЦ ® : нет | Число цитирований данной публикации из публикаций, входящих в ядро РИНЦ. Сама публикация при этом может не входить в ядро РИНЦ. Для сборников статей и книг, индексируемых в РИНЦ на уровне отдельных глав, указывается суммарное число цитирований всех статей (глав) и сборника (книги) в целом."> Цитирований из ядра РИНЦ ® : 0 |
| Цитируемость, нормализованная по журналу, рассчитывается путем деления числа цитирований, полученных данной статьей, на среднее число цитирований, полученных статьями такого же типа в этом же журнале, опубликованных в этом же году. Показывает, насколько уровень данной статьи выше или ниже среднего уровня статей журнала, в котором она опубликована. Рассчитывается, если для журнала в РИНЦ есть полный набор выпусков за данный год. Для статей текущего года показатель не рассчитывается."> Норм. цитируемость по журналу: 3,385 | Пятилетний импакт-фактор журнала, в котором была опубликована статья, за 2018 год."> Импакт-фактор журнала в РИНЦ: 0,172 |
| Цитируемость, нормализованная по тематическому направлению, рассчитывается путем деления числа цитирований, полученных данной публикацией, на среднее число цитирований, полученных публикациями такого же типа этого же тематического направления, изданных в этом же году. Показывает, насколько уровень данной публикации выше или ниже среднего уровня других публикаций в этой же области науки. Для публикаций текущего года показатель не рассчитывается."> Норм. цитируемость по направлению: 2,637 |