Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Шрифт:
100% +
Василь Быков
Одна ночь
1
«Юнкерсы» налетели внезапно.
Их тонкохвостые стремительные тени вынырнули из-за островерхих, разбитых минами крыш и обрушили на город неистовый громовой рев. Оглушенный им, автоматчик Волока замедлил бег, присев, втянул голову в плечи и на несколько секунд сжался под все нарастающим визгом бомб. Вскоре, однако, сообразив, где спасение, боец метнулся на забросанный мусором тротуар и очутился под чугунной решеткой, тянувшейся вдоль улицы. Несколько долгих мучительных секунд, прильнув к раскаленному асфальту, ждал…
Бомбы разорвались за оградой.
Земля со вздохом, тяжело содрогнулась, тугая горячая волна ударила Волоку в спину, что-то коротко и звонко звякнуло рядом, и сразу же улица, дома и вязы в сквере окутались клубами серой пыли.
«Полутонные, не меньше», – подумал Волока, сплевывая песок. Вокруг по тротуару, в сквере и на мостовой брякали обломки камней, шлепались слитки асфальта, взметнув высоко в воздух, не спеша просеивалась туча земли, и в ней, медленно оседая, густо мельтешила листва акаций. Где-то вверху простучал пулемет, тотчас от серого исцарапанного осколками здания брызнула штукатурка, и большая, с бобовый струк, желтая пуля, цокнув по камням, бешено завертелась на тротуаре. На очередном заходе снова ревели пикировщики.
В сквере среди еще не осевшей пыли уже замелькали полусогнутые пропотевшие спины бойцов, кто-то перескочил через решетку ограды и бросился на противоположную сторону улицы. По темной латке на плече Волока узнал сержанта, командира отделения из их взвода. Обрадованный, что впереди есть свой человек, боец вскочил и, пригнувшись, пустился следом.
Сержант в несколько прыжков перебежал улицу и под новый рев пикировщиков нырнул в подворотню. Волока же немного отстал. Позади грохнул взрыв, и когда он, запыхавшись, влетел под спасительные своды подъезда, то от неожиданности едва не вскрикнул: со двора прямо на него выскочили два немца. Волока споткнулся, шарахнулся было назад, но и немцы тут, видно, не ждали его. Передний что-то бормотал заднему, на мгновенье в его расширенных глазах блеснули испуг и удивление. В то же мгновение Волока, не целясь, нажал на спуск – автомат содрогнулся от беспорядочной очереди, – немец выпустил из рук карабин и упал лицом на мостовую. Его новенькая, меченная альпийской эмблемой каска, громко звякая, криво покатилась по тротуару.
Куда исчез задний, Волока не увидел.
Вокруг грохотали взрывы, где-то со стоном рушилось здание, в подворотню хлынули клубы рыжей кирпичной пыли. Волока пригнулся, перескочил через откинутую руку немца, на которой еще дергались костистые с перстнями пальцы, и сунулся в настежь раскрытую дверь. Внутрь и вниз тут сбегали ступеньки, в спешке Волока промахнулся ногой и торчком полетел в темноту. Опережая его, в полумраке загремел его автомат.
Так боец очутился в подвале.
Тут было тихо и темно. Прохлада бетонного пола сразу охладила разгоряченное тело. Потирая ушибленные колени, Волока прислушался, медленно встал, ступил раз, второй, наклонился, отыскивая на полу оброненное оружие, и от неожиданности вздрогнул: пальцы его наткнулись на что-то пыльное, теплое и, несомненно, живое. Волока как-то не сразу сообразил, что это сапоги, которые тут же рванулись из-под его рук, и тут что-то тупое и тяжелое ударило бойца в спину. Волока ахнул от боли, но не упал, а взмахнув обеими руками, сгреб в темноте чьи-то ноги. Сознание пронзила догадка: немец!
Немец не удержался, свалился наземь, но руками успел охватить Волоку за голову. Иван напрягся, пытаясь вырваться, но напрасно. Враг все ниже пригибал его голову и, шаркая по полу подкованными сапогами, старался одолеть его. Но Иван, уже придя в себя от испуга, уцепился за одежду немца и, нащупав подошвами опору, всем телом толкнул врага.
Они оба тяжело рухнули на пол. Иван, задыхаясь от боли в подвернутой шее, почувствовал, как что-то под ним хрустнуло. Он теперь оказался наверху и, перебирая в темноте ногами, искал надежной опоры. Через минуту, а может и меньше, он с трудом высвободил голову и, сделав сильный рывок, распластал немца на полу. Еще не совсем уверенно, Иван почувствовал, что сильнее врага, только, видно, тот был проворнее или, может, моложе, ибо не успел боец поймать в темноте его цепкие руки, как те снова ухватили Волоку за горло.
Иван только крякнул от боли, в глазах блеснул желтый огонь. На минуту он обмяк, отчаянно захрипел, а немец, извернувшись, перекинул в сторону ноги и очутился наверху.
– А-а-а! Сволочь! Ы-ых!.. – хрипел Иван.
Он инстинктивно вцепился в руки, сжимавшие его шею, пытаясь во что бы то ни стало разомкнуть их, не дать цепким пальцам сдавить горло. После долгих судорожных усилий ему удалось оторвать одну руку, но вторая тотчас сползла ниже и ухватила за воротник его застегнутой гимнастерки.
Боец задыхался, Грудь распирало удушье; казалось, вот-вот хрустнут горловые хрящи, помутилось сознание, и Волоку охватил испуг оттого, что вот так нелепо дает умертвить себя. В нечеловеческом отчаянии он уперся в пол коленями, напрягся и обеими руками резко вывернул в сторону одну, более мешавшую руку немца. Воротник гимнастерки затрещал, что-то глухо брякнулось о пол, немец засопел; бешено зашаркали по бетону его подкованные сапоги.
Волоке стало полегче. Он высвободил шею и, кажется, начал одолевать немца. На смену отчаянию в сознание ворвалась злоба, мелькнуло намерение убить – это придало силы. Барахтаясь и сопя, он нащупал ногами стену, уперся в нее и всем телом надавил на немца. Тот снова оказался снизу – Волока, мыча от злорадства и ярости, наконец добрался до его жилистой шеи.
– И-и-и-э-э! – мычал немец, и Волока чувствовал, что побеждает.
Его противник заметно сбавил напор и только оборонялся, хватаясь за ожесточившиеся Ивановы руки. Волоке, однако, очень мешала сумка с дисками, которая попала под немца и ремнем, как на привязи, держала бойца. Волока снова утратил опору, куда-то пропала стена, ноги скребли по скользкому полу. Но он изо всех сил держался наверху и не выпускал из рук немца, который вдруг захрипел, рванул Ивановы руки, раз и второй, напрягся, стукнулся о бетон головой и неистово забился всем телом. Однако Иван приналег плечом, удерживая пятерней горло, и сдавил.
В этот момент наверху что-то стряслось.
Оглушительный взрыв туго ударил в уши, в бездну рухнуло черное подземелье, сотни громов и грохотов обрушились на людей. Удушливым смрадом забило грудь, болью пронизало голову, спину, ноги, что-то навалилось и придушило… Волока инстинктивно отпрянул от немца, вскинул над головой руки, беспомощно съежился, подставив обвалу потную, побитую спину, и от боли сжал зубы.
Грохот, однако, скоро утих, но тело Волоки было сковано такой тяжестью, что нельзя было шевельнуться, и только в сознании билась короткая удивленная мысль: «Жив!» Но не было воздуха, и он задыхался от сернистого тротилового смрада, песка и пыли. Почувствовав, что задыхается, Иван рванулся из уготованной ему могилы, невероятным усилием что-то сдвинул с себя, хватил глоток воздуха и раскрыл запорошенные песком глаза.
2
Удивительно, как он уцелел.
Вокруг уже не было прежней темноты, вместе с нею исчезла прохлада, было душно, и повсюду громоздились кирпичные и бетонные груды. Сначала Волоке показалось, что взрывом его отбросило куда-то в сторону от того места, где он дрался с немцем, но, вглядевшись в сумерки, боец узнал засыпанные щебенкой ступени, с которых он совсем недавно скатился сюда. Их было только шесть снизу, повыше, упершись ребром в лестницу, застряла рухнувшая с потолка бетонная глыба, наглухо загородившая выход. С другой стороны, наискось врезавшись концом в заваленный кирпичом пол, лежала причудливо изогнутая взрывом ржавая двутавровая балка. Упади она всего на каких-нибудь полметра ближе, вряд ли довелось бы теперь Волоке видеть ее.
Повернувшись, Иван высвободил из щебенки руки, приподнялся, однако ноги были еще крепко чем-то прижаты. Он повернулся на бок и попробовал встать. Ноги, кажется, были целы, руки тоже, только одна сильно болела в локте. Стряхивая с себя песок и мусор, он вытащил из завала одну ногу, потом другую и сел. И тогда из груди его прорвался удушливый, неудержимый кашель. Иван захлебывался в его приступе, грудь разрывалась, пыль и песок забили, видно, все легкие. Вздрагивая всем телом, он несколько минут кашлял и отплевывался и, только когда немного отлегло, снова осмотрелся вокруг.
Да, его крепко завалило тут. И лестницу, и угол, уцелел только закуток за ступеньками да каких-нибудь метра два стены возле выхода. Другая сторона подвала, напротив двери, была вся завалена кирпичным ломом, бетонными глыбами, потолок покосился, потрескался; местами из его черных щелей торчала арматура.
Из одной такой щели в полутьму подвала, наверное с улицы, цедился тоненький солнечный лучик. В нем густо роились пылинки, и лучик едва пробивался до пола, бросая на кирпичный хлам тусклое пятно света.
Помотав головой, Волока вытряхнул из ушей песок и услышал, как глухими вздохами из-под земли донеслись сюда звуки войны: взрывы, далекий гул пикировщиков и приглушенные пулеметные очереди. Ивана это насторожило и озаботило, подумалось: надо быстрее вылезать, рота, наверное, уже ушла с этого места. Боец поднялся и, спотыкаясь в обломках, побрел к ступенькам. Там он осмотрелся, отыскал и вытащил из-под щебенки свой автомат, рукавом смахнул с него пыль. То, что нашлось оружие, несколько успокоило его; Иван отдышался и только теперь почувствовал, как сильно болит плечо. Впервые он вспомнил о немце. «Конечно, тому уже каюк, придавило где-нибудь в углу, слава богу, не пришлось душить гадину», – подумал Волока. К мертвому у Ивана злости уже не было.
Наверху снова приглушенно застрочили очереди, стреляли из «дегтяря» – Иван узнал бы его где угодно. Это подбодрило бойца, он встал, пригнул голову, ощупал нависшую над ступеньками глыбу, поднатужился, толкнул, однако та даже не шевельнулась – видно, сверху была крепко привалена чем-то. Но как же выбраться отсюда? Морщась от боли в руке, Иван сошел со ступенек, всмотрелся в темноту покореженного перекрытия. Нигде ни пролома, ни щели, чтобы можно было пролезть. Обрушивая щебенку, боец вскарабкался на груду обломков и начал ощупывать покосившийся потолок. Один кусок бетона там вроде шатался, но, видно скрепленный арматурой, держался прочно. Боец заглянул в щель, но там, кроме хорошо освещенных на изломе толстых краев, ничего не было видно.
Постепенно у Ивана стала зарождаться тревога – как выбраться отсюда? Может, крикнуть, позвать на помощь? А вдруг там немцы? Кто знает, удалось ли нашим удержать сквер? Такая бомбежка, наверное, немало пособила немцам. Он слез с завала, заглянул в темный угол лестницы – повсюду высилось пыльное нагромождение битого кирпича и бетона. Сколько ж надо перекопать его, чтобы добраться до какого-нибудь пролома?
Стоя, Иван встревоженно размышлял об этом, как вдруг в куче завала шевельнулся и скатился вниз кусок кирпича. Тотчас же еще несколько кусков скатилось с кучи. Иван насторожился и пригнулся, всматриваясь. «Вот тебе и на!» – уже без страха, охваченный одним только удивлением, произнес он про себя. Внизу, присыпанное щебенкой, серело плечо мундира, край черного, окаймленного галуном погона и до сих пор не замеченное в полумраке припорошенное пылью лицо немца. Его светлые с влажным блеском глаза напряженно, со страхом глядели на Ивана.
Волока весь внутренне сжался («Ах ты, проклятый, уцелел!») и левой рукой подхватил за ствол автомат. Но прежнего страха уже не было, теперь Иван не очень боялся этого недобитого врага. Немец некоторое время неподвижно смотрел на бойца, а потом заворочался в завале. Лицо его при этом скривилось от боли; сдерживая стон, он обессиленно закрыл глаза.
«Убить!» – мелькнула мысль, и Иван привычно изготовил оружие. Это было так легко сейчас и так просто. Но, должно быть, эта легкость и сдержала решимость Ивана. Немец снова заворошился, стараясь высвободиться из-под обломков. «Ну, лезь, попробуй! Подойди! – говорил себе Иван, зорко наблюдая за каждым его движением. – Вылезешь, тут тебе и конец!»
Это был четвертый немец, попавшийся ему под руку. Первого он подстрелил в сорок третьем под Прохоровкой из окопа во время атаки. Тот упал на траву, повернулся, как-то удивленно посмотрел на Ивана и утих. Со вторым пришлось немного повозиться. Иван догонял его в окопе, немец стрелял из парабеллума, ранил его друга Макивчука. Это был офицер с кокардой, и Иван, загнав его в тупик, приколол штыком. Третьего застрелил сегодня в подъезде. Теперь вот этот.
Но стрелять в лежачего и беспомощного было все же неловко, и Иван ждал, что последует дальше.
Только вылезть немцу было нелегко. Он вытянул из-под завала руку, покривился от боли. Затем застонал, остановил на Волоке долгий умоляющий взгляд и снова замер в бессилии.
«Ага, доняло, собака!» – проворчал Иван. Немец старался высвободить ноги, приваленные бетонной глыбой, и Иван, стоя напротив, наблюдал за его тщетными усилиями. Немец застонал, опустил голову, кусая губы. Его так явственно ощутимая боль почти физически передалась Ивану. «Наверное, переломаны ноги», – подумал Волока. Видя, что немцу не выбраться без посторонней помощи, Иван инстинктивно подступил ближе и, упершись каблуком, отвалил в сторону огромный плоский кусок стены.
Потом он удивился этому своему поступку, так как немец стал шевелиться свободнее, оперся о пол руками и постепенно вытягивал из-под завала ноги. Ага! Цел… Он уже оказался на свободе, но не спешил воспользоваться ею (видно, его крепко пришибло во время обвала), и Иван, скрывая в душе противоречивое, перемешанное с сочувствием злорадство, сдержанно наблюдал за врагом.
Опираясь руками о захламленный пол, немец некоторое время сидел, не в силах, видно, совладать со слабостью и болью. Собрав над переносьем запорошенные пылью брови, Иван ждал с автоматом наготове. Немец тем временем ощупал свою ногу в колене, шевельнул сапогом. Затем, чему-то удивившись, взглянул на Волоку и прислушался. С улицы глухо доносилась стрельба, прогремело несколько взрывов, сквозь щели в потолке просыпался песок. Посмотрев вверх и будто вспомнив о чем-то, немец торопливо встал и, прихрамывая, пошел к лестнице.
Иван не видел у него никакого оружия, знал, что никуда ему не вырваться отсюда, и потому спокойно сел на обломок стены, с превосходством поглядывая на противника. Автомат он держал меж колен. «Ага, попробуй», – язвительно подумал боец, глядя, как немец толкает плиту над ступеньками. Тот старался, видимо, изо всех сил, но сдвинуть плиту не смог. Тогда немец обернулся, на его удивленном лице отразился вопрос, однако безучастно спокойный вид Волоки, наверное, дал ему понять, что выхода отсюда нет.
Немец вяло сошел со ступенек и сел, обхватив руками ногу. Иван с затаенным любопытством осмотрел его помятую, засыпанную пылью фигуру с ефрейторским шевроном на разорванном до локтя рукаве. Тогда же он впервые увидел у него на боку кобуру. Это заинтересовало и насторожило Ивана, появилась новая забота: что делать, когда враг ожил, да еще вдобавок ко всему с оружием?
Тем временем немец правой ногой снял с левой сапог, подвернул штанину и носовым платком стал перевязывать колено. Колено было разбито, кровь сочилась из небольшой, но сильно кровоточащей раны, и вскоре платок стал вконец мокрый. При виде раны и крови Иван вспомнил о своем потертом перевязочном пакете, который он уже месяц на всякий случай носил в кармане. Можно было и не давать, не так уж ему жалко было этого недобитого гитлеровца, однако какое-то человеческое великодушие толкнуло его помочь солдату.
Немец не ожидал помощи и заметно вздрогнул, когда в мусор возле его сапог шлепнулся небольшой пакет. Сперва он растерялся, но потом, видимо, понял, и глаза его сразу прояснились. Пробормотав «данке» и улыбнувшись, он поднял пакет. Лицо у него было уже немолодое, загорелый лоб густо изрезан морщинами, и над висками блестели залысины. На обветренных небритых щеках топорщилась светлая щетина.
Иван пристально смотрел на врага, не зная, как поступить дальше, и лишь инстинктивно чувствуя, что надо быть начеку. Немец закатал штанину повыше и стал осторожно забинтовывать колено. При этом он мерно покачивался, то и дело подставляя под пучок света щеку с широким косым рубцом возле уха – давнишним следом осколка. Иван, увидев этот след, про себя улыбнулся: такой же рубец носил и он на левом боку – память о боях под Курском. Немец, в свою очередь, несколько озадаченно с заметным беспокойством поглядывал на Ивана.
Но долго рассматривать друг друга им не пришлось. Землю снова сотрясли взрывы: очевидно, пальнула «катюша» или шестиствольный немецкий миномет. Иван вскинул голову и напряженно прислушался. Немец застыл с натянутым у ноги бинтом и тоже ждал, уставив взгляд в потолок. Но взрывы постепенно утихли, ссыпались последние струйки песка из щелей, и снова стало спокойно и глухо. Один только лучик косой дымчатой ленточкой скупо цедился в подземелье.
Эти звуки, однако, обеспокоили Ивана. Надо было что-то делать, как-то выбираться отсюда. И занесло же сюда этого немца! Но немец был беззащитен, подавлен и, кажется, изрядно пострадал при обвале. Иван держал в руках автомат, чувствовал себя уверенно и полагался на свою силу. К тому же он видел рядом не какого-нибудь самоуверенного гитлеровца первых дней войны, а пожилого, усталого и, очевидно, немало перестрадавшего человека. Хотя тот и молчал, нетрудно было предположить, что он чувствовал теперь, и только его солдатская форма не позволяла Волоке забывать, что перед ним враг. Поглядывая исподлобья, боец закинул за плечо автомат и полез по завалу к полуразрушенному, потрескавшемуся потолку.
Надо было искать выход.
3
Щели в некоторых местах были довольно широкие, в них кое-как можно просунуть пальцы, но ухватиться там было не за что. Запрокинув голову, Иван долго разглядывал потолок, потом сильно надавил снизу обломок, возле которого цедился луч света. Из щелей сразу посыпались песок, щебенка. Морщась, Иван отвернул в сторону лицо и еще больше напрягся, чтобы как-нибудь расшатать плиту.
Ни на минуту не забывая о немце и искоса поглядывая вниз, он следил за каждым его движением. Немец сначала с любопытством смотрел на Ивана, затем несколько неуверенно встал. Иван сразу оставил плиту и взялся за автомат. Но тот добродушно улыбнулся и хлопнул по кобуре. «Найн, найн», – успокаивающе произнес он, махнув при этом рукой. Кажется, кобура у него действительно была пуста. Иван, однако, с недоверием, медленно опустил автомат и выругался про себя – у него снова зашевелилась неподвластная ему настороженность к этому человеку-врагу. А немец тем временем, взмахивая руками и сильно прихрамывая, взобрался на щебенку, задрал голову, осмотрел щели и в одном месте просунул в излом пальцы.
Две пары рук уперлись в один кусок бетона.
Очень странно было все это.
Если бы кто-нибудь рассказал Ивану такое – не поверил бы, но теперь все получалось как-то само собой, и он, пожалуй, ни в чем не мог упрекнуть себя. Всего несколько минут назад, не видя и никогда не зная один другого, они насмерть дрались в этом подвале, полные злобы и ненависти, а сейчас, будто ничего между ними и не произошло, дружно расшатывали кусок бетона, чтобы выбраться из общей беды.
Плита едва шевелилась – немного вверх, немного вниз, мусор из щелей продолжал сыпаться, и Ивану казалось, что ее удастся расшатать и выворотить. Время от времени украдкой он поглядывал на немца, который, вытянув руки, старался соразмерить свои движения с усилиями Ивана. Загорелое щетинистое лицо немца с сильно развитой нижней челюстью кривилось от напряжения и слабости: на переносье густо высыпали капельки пота. Изредка он вытирал лицо рукавом. Его волосы, пропотевший воротник и плечо с оторванным погоном были густо усеяны пылью. Иван ощущал неровное дыхание немца, хруст щебня под его сапогами, и то ли от этой близости, то ли от слаженности общих усилий то враждебное, что все время жило в нем по отношению к этому человеку, начало помалу ослабевать. Неясно ощущая эту перемену в себе, Волока терялся, все еще чего-то не понимая.
Они дергали плиту минут десять, но та так и не поддалась им. Немец устало дышал, да и Иван уморился и наконец опустил руки. Тонкий, запорошенный пылью лучик упруго уперся в засыпанный пылью сапог немца.
– Зараза! – сказал Иван, озабоченно посмотрев в потолок. – Силенки маловато.
– Я, я, – тихо отозвался немец. Он также с сожалением оглядел потолок и неожиданно для Ивана произнес: – Мале силы.
Иван повел запыленными бровями, удивленно посмотрел на немца – понимает, черт!
– Что, форштей по-русски?
– Мале, мале, – сказал немец и улыбнулся. – Русска фрау… гражданка мале-мале училь.
– Гляди ты! Вот так фокус!
Иван спустился с кирпичной кучи, устало присел на конец согнутой балки и полез в карман – захотелось курить, «прояснить мозги». Автомат он все же держал меж колен. Немец, словно ожидал этой передышки, также с готовностью сел, где стоял, под самым лучом вверху. Раненую ногу осторожно вытянул перед собой.
– Фокус, фокус… Не знай, что есть такой, – говорил он, кривясь от боли.
– Эге! – впервые улыбнулся Волока. – Это, брат, не сразу и поймешь…
Заскорузлыми пальцами боец развязал расшитый петушками кисет, достал сложенную гармошкой бумагу, оторвал на цигарку, насыпал и разровнял махорку. Потом крутнул раза два тесемкой-завязкой, но остановился, исподлобья взглянул на немца и бросил ему кисет:
Немец, видно, не понял смысла слова, но все же возле самых сапог подхватил кисет.
– О, рус махорка! – сказал он и поочередно одной и второй ноздрей понюхал это незамысловатое солдатское курево. Потом неумело разобрал тесемки и как-то неуклюже свернул цигарку.
Прикуривали каждый в отдельности – Иван от спички, которая нашлась в его помятой, расплющенной коробке, немец – от зажигалки, искусно сделанной наподобие маленького блестящего пистолетика. Насладившись первой затяжкой, Иван внимательно посмотрел на немца.
– Так что же делать будем? Как выбираться?
– Я, я, – согласился немец. – Иди. Надо иди. Туда, навэрх, – показал он пальцем в надломленный, но еще прочный потолок.
– Чудак! – удивился Волока. – Конечно, наверх. Не вниз же. Но как вылезешь?
Неизвестно, что немец понял из этой фразы, но с какой-то особой заботой обвел взглядом стены, темный закуток за ступеньками, осмотрел потолок.
– Арбайт надо, – кивнул он головой в самый мрачный угол, заваленный кирпичным хламом. – Арбайт… Мнега арбайт.
– Арбайт, конечно… А ты кто? Рабочий или это… бауэр? – спросил Волока.
– Я, я, – поняв вопрос, радостно откликнулся немец. – Арбайт! Как ето русски?.. Тышлер.
Не припомнив нужного русского слова, он обеими руками сделал такое движение, будто строгал доску, и Волока удивился.
– Столяр?
– Я, я, – подтвердил немец.
– Вот так фокус! И я тоже столяр! Я – столяр! – тыча себе пальцем в грудь, крикнул Иван, будто громко сказанные слова можно было лучше понять.
И все же немец, видно, понял, коротко улыбнулся сквозь дым и экономно дососал цигарку.
– Их хауз дом арбайт. Мнего, мнего хауз, – говорил он, делая какие-то движения в воздухе.
– И я это, хаузы строил, – сказал Иван и, показывая, положил ладонь на ладонь. – Срубы ставил. Русский угол. И немецкий рубили. Знаю…
– Гут, гут, – довольно закивал головой немец.
– Все знаю, да. Это еще ригель, рейсмус, наверно, ваши названия?
– Я, я. Ригель, рейсмус, – как эхо повторил немец знакомые слова. Потом он задумался и, выждав, пока Иван докурит цигарку, встал. – Надо иди! – подняв вверх палец, сказал он.
Иван тоже поднялся, взял в руки автомат, недоумевающе посмотрел на него, не зная, куда пристроить оружие, и, подумав, закинул его за спину.
Немец взобрался на самый верх завала, съежился там в темноте и начал бросать вниз обломки. Во всем его облике Иван не видел теперь ни тени былой враждебности, немец был прост, деятелен, по каким-то неуловимым признакам в нем чувствовался открытый, незлой человек, и это успокаивало. Иван тоже влез на завал и, подавляя в себе остатки недоверия, спросил:
– Тебя как зовут?
Немец, не прерывая работу, повернул к нему запыленное лицо – он не понял вопроса.
– Зовут как? – громче повторил Иван. – Меня, например, Иван. А тебя? Ганс? Фриц?
– Фриц! Я, я, Фриц Хагеман, обер-ефрайтор, – обрадовавшись своей догадке, охотно объяснил немец и заулыбался. – Их Фриц, ду – Иван. Гут! – И он снова засмеялся, собрав в мелкие морщинки немолодое лицо.
– Гут-то гут, – не поддаваясь его веселому настроению, сказал Иван. – Только не очень. Вот вылезем, а тогда что?
На немца эти слова Ивана, однако, не произвели впечатления. Он по-прежнему старательно выдирал из груды куски потрескавшейся, разломанной стены и бросал их вниз. Иван пристроился рядом и, неловко согнувшись в темноте, принялся за то же самое.
Главной особенностью творчества Василя Быкова является то, что он изображает войну такой, какой она была на самом деле. В произведении “Одна ночь” она выступает настоящим чудовищем, которое несет с собой страдания, беды и море крови простым людям. Сюжет произведения “Одна ночь” довольно сложный: чувства гражданского долга и человеческие чувства героя тесно переплетаются друг с другом.
Главным героем рассказа является Иван Волока, перед которым стоит выбор: собственная жизнь или смерть немецкого солдата, с которым он оказывается под завалами. Автор изображает его довольно рассудительным и совестным парнем, однако, совсем скоро, он проявляет ярость, убив его. В этот момент читатель видит, как четко в произведении “Одна ночь” писатель выводит одну из главных тем – жестокость и бесчеловечность.
В произведении “Одна ночь” выступает две группы героев: герои военных действий – страх и ненависть и герои, ставшие жертвами военных событий, то есть главные персонажи самого произведения. Именно страх и ненависть руководят разумом людей, они загоняют человека в угол, как зверя, которому приходится совершать жестокие поступки. В. Быков в произведении “Одна ночь” заставляет читателя задуматься над причинами действия Ивана, которому следует выстрелить во Фрица.
В. Быков довольно умело изображает картины войны, проникая в восприятия молодого солдата. Прочитав эпизод встречи Волока с немцами, читателю становится понятно, какой видит войну сам писатель. Чувства, которые испытывает главный герой: страх, ненависть, ярость, жесткость довольно сильно перемешаны и напоминают некую мозаику. Истинная правда прячется за маской войны – страх, несущий за собой необдуманные действия героев.
Цель войны – убивать людей, невзирая ни на что. Впервые, автор, заставив своего героя убить человека, сосредотачивает внимание читателя на механичности и бесчеловечности войны. В произведении “Одна ночь” автор изображает все подробные события войны, дав возможность своему читателю, самостоятельно оценить ситуацию.
Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Одна ночь Быков
Другие сочинения:
- Полюби меня, солдатик… Повесть “Полюби меня, солдатик…” принадлежит знаменитому писателю Василию Быкову. В произведении четко прослеживается тема Отечественной войны, которая акцентировалась в его ранних произведениях. Тема Отечественной войны не считается новой, но зачем писатель возвращается к ней вновь? Зачем доносить Read More ......
- Стужа В мир выходит новая книга Василия Быкова “Стужа”, сюжет которой довольно прост. В основном, писатель во многих произведениях предписывал своим героям испытания. Самой известной проверкой для персонажа было одиночество. Так, случилось и в произведении “Стужа”, где автор ставит Азевичав Read More ......
- Дожить до рассвета В повести В. Быкова “Дожить до рассвета” перед читателем предстает образ героя, лейтенанта Ивановского. В произведении четко раскрывается человеческая ответственность и адекватное понимание происходящего. Как известно, война устанавливает свои законы, соответственно, приказы отдают старшие по званию, а Read More ......
- Карьер Перу Василию Владимировичу Быкову принадлежит повесть “Карьер”. В произведении писатель раскрывает основную тему – война, которая принесла с собой огромное количество страданий и людям, и земле Белоруссии. В произведении “Карьер” писатель изображает как сильных и смелых людей, так и Read More ......
- Бурная ночь Что хотел сказать автор своим стихотворением? Что показать, кроме описанного в скудных строчках? Существуют разные мнения и смысловые видения. Загадочный всадник, беззвездная ночь, цокот копыт. Какова разгадка этого стихотворения? Наиболее интересен предложенный вариант пятиклассника из школы-интерната из далекого Read More ......
- Ночь Стихотворение “Ночь” можно воспринимать как философскую лирику. Александр Блок написал его, будучи в Петербурге, в октябре 1912 года. В нем просматривается дисгармония поэта с окружающим миром, отсутствие творческих взлетов и свершений. Это стихотворение можно считать одним из наиболее трагических Read More ......
- Альпийская баллада Середина Великой Отечественной войны, лагерь военнопленных в Австрии возле Лахтальских Альп. Ночью была бомбежка, а утром пятеро военнопленных нашли в полуразрушенном заводском цехе неразорвавшуюся бомбу. Это был шанс. Заменив поврежденный взрыватель, пленные бросили жребий – кто ударит по Read More ......
- Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали… Это произведение является воспоминанием о бывших чувствах поэта, и обращено к девушке, которая вызвала большую любовь, заставив трепетать сердце. Замечательным лирическим началом, автор показывает читателю, что это стихотворение о любви. Здесь отображается ночной Read More ......
«Юнкерсы» налетели внезапно.
Их тонкохвостые стремительные тени вынырнули из-за островерхих, разбитых минами крыш и обрушили на город неистовый громовой рев. Оглушенный им, автоматчик Волока замедлил бег, присев, втянул голову в плечи и на несколько секунд сжался под все нарастающим визгом бомб. Вскоре, однако, сообразив, где спасение, боец метнулся на забросанный мусором тротуар и очутился под чугунной решеткой, тянувшейся вдоль улицы. Несколько долгих мучительных секунд, прильнув к раскаленному асфальту, ждал…
Бомбы разорвались за оградой.
Земля со вздохом, тяжело содрогнулась, тугая горячая волна ударила Волоку в спину, что-то коротко и звонко звякнуло рядом, и сразу же улица, дома и вязы в сквере окутались клубами серой пыли.
«Полутонные, не меньше», – подумал Волока, сплевывая песок. Вокруг по тротуару, в сквере и на мостовой брякали обломки камней, шлепались слитки асфальта, взметнув высоко в воздух, не спеша просеивалась туча земли, и в ней, медленно оседая, густо мельтешила листва акаций. Где-то вверху простучал пулемет, тотчас от серого исцарапанного осколками здания брызнула штукатурка, и большая, с бобовый струк, желтая пуля, цокнув по камням, бешено завертелась на тротуаре. На очередном заходе снова ревели пикировщики.
В сквере среди еще не осевшей пыли уже замелькали полусогнутые пропотевшие спины бойцов, кто-то перескочил через решетку ограды и бросился на противоположную сторону улицы. По темной латке на плече Волока узнал сержанта, командира отделения из их взвода. Обрадованный, что впереди есть свой человек, боец вскочил и, пригнувшись, пустился следом.
Сержант в несколько прыжков перебежал улицу и под новый рев пикировщиков нырнул в подворотню. Волока же немного отстал. Позади грохнул взрыв, и когда он, запыхавшись, влетел под спасительные своды подъезда, то от неожиданности едва не вскрикнул: со двора прямо на него выскочили два немца. Волока споткнулся, шарахнулся было назад, но и немцы тут, видно, не ждали его. Передний что-то бормотал заднему, на мгновенье в его расширенных глазах блеснули испуг и удивление. В то же мгновение Волока, не целясь, нажал на спуск – автомат содрогнулся от беспорядочной очереди, – немец выпустил из рук карабин и упал лицом на мостовую. Его новенькая, меченная альпийской эмблемой каска, громко звякая, криво покатилась по тротуару.
Куда исчез задний, Волока не увидел.
Вокруг грохотали взрывы, где-то со стоном рушилось здание, в подворотню хлынули клубы рыжей кирпичной пыли. Волока пригнулся, перескочил через откинутую руку немца, на которой еще дергались костистые с перстнями пальцы, и сунулся в настежь раскрытую дверь. Внутрь и вниз тут сбегали ступеньки, в спешке Волока промахнулся ногой и торчком полетел в темноту. Опережая его, в полумраке загремел его автомат.
Так боец очутился в подвале.
Тут было тихо и темно. Прохлада бетонного пола сразу охладила разгоряченное тело. Потирая ушибленные колени, Волока прислушался, медленно встал, ступил раз, второй, наклонился, отыскивая на полу оброненное оружие, и от неожиданности вздрогнул: пальцы его наткнулись на что-то пыльное, теплое и, несомненно, живое. Волока как-то не сразу сообразил, что это сапоги, которые тут же рванулись из-под его рук, и тут что-то тупое и тяжелое ударило бойца в спину. Волока ахнул от боли, но не упал, а взмахнув обеими руками, сгреб в темноте чьи-то ноги. Сознание пронзила догадка: немец!
Немец не удержался, свалился наземь, но руками успел охватить Волоку за голову. Иван напрягся, пытаясь вырваться, но напрасно. Враг все ниже пригибал его голову и, шаркая по полу подкованными сапогами, старался одолеть его. Но Иван, уже придя в себя от испуга, уцепился за одежду немца и, нащупав подошвами опору, всем телом толкнул врага.
Они оба тяжело рухнули на пол. Иван, задыхаясь от боли в подвернутой шее, почувствовал, как что-то под ним хрустнуло. Он теперь оказался наверху и, перебирая в темноте ногами, искал надежной опоры. Через минуту, а может и меньше, он с трудом высвободил голову и, сделав сильный рывок, распластал немца на полу. Еще не совсем уверенно, Иван почувствовал, что сильнее врага, только, видно, тот был проворнее или, может, моложе, ибо не успел боец поймать в темноте его цепкие руки, как те снова ухватили Волоку за горло.
Иван только крякнул от боли, в глазах блеснул желтый огонь. На минуту он обмяк, отчаянно захрипел, а немец, извернувшись, перекинул в сторону ноги и очутился наверху.
– А-а-а! Сволочь! Ы-ых!.. – хрипел Иван.
Он инстинктивно вцепился в руки, сжимавшие его шею, пытаясь во что бы то ни стало разомкнуть их, не дать цепким пальцам сдавить горло. После долгих судорожных усилий ему удалось оторвать одну руку, но вторая тотчас сползла ниже и ухватила за воротник его застегнутой гимнастерки.
Боец задыхался, Грудь распирало удушье; казалось, вот-вот хрустнут горловые хрящи, помутилось сознание, и Волоку охватил испуг оттого, что вот так нелепо дает умертвить себя. В нечеловеческом отчаянии он уперся в пол коленями, напрягся и обеими руками резко вывернул в сторону одну, более мешавшую руку немца. Воротник гимнастерки затрещал, что-то глухо брякнулось о пол, немец засопел; бешено зашаркали по бетону его подкованные сапоги.
Волоке стало полегче. Он высвободил шею и, кажется, начал одолевать немца. На смену отчаянию в сознание ворвалась злоба, мелькнуло намерение убить – это придало силы. Барахтаясь и сопя, он нащупал ногами стену, уперся в нее и всем телом надавил на немца. Тот снова оказался снизу – Волока, мыча от злорадства и ярости, наконец добрался до его жилистой шеи.
– И-и-и-э-э! – мычал немец, и Волока чувствовал, что побеждает.
Его противник заметно сбавил напор и только оборонялся, хватаясь за ожесточившиеся Ивановы руки. Волоке, однако, очень мешала сумка с дисками, которая попала под немца и ремнем, как на привязи, держала бойца. Волока снова утратил опору, куда-то пропала стена, ноги скребли по скользкому полу. Но он изо всех сил держался наверху и не выпускал из рук немца, который вдруг захрипел, рванул Ивановы руки, раз и второй, напрягся, стукнулся о бетон головой и неистово забился всем телом. Однако Иван приналег плечом, удерживая пятерней горло, и сдавил.
В этот момент наверху что-то стряслось.
Оглушительный взрыв туго ударил в уши, в бездну рухнуло черное подземелье, сотни громов и грохотов обрушились на людей. Удушливым смрадом забило грудь, болью пронизало голову, спину, ноги, что-то навалилось и придушило… Волока инстинктивно отпрянул от немца, вскинул над головой руки, беспомощно съежился, подставив обвалу потную, побитую спину, и от боли сжал зубы.
Грохот, однако, скоро утих, но тело Волоки было сковано такой тяжестью, что нельзя было шевельнуться, и только в сознании билась короткая удивленная мысль: «Жив!» Но не было воздуха, и он задыхался от сернистого тротилового смрада, песка и пыли. Почувствовав, что задыхается, Иван рванулся из уготованной ему могилы, невероятным усилием что-то сдвинул с себя, хватил глоток воздуха и раскрыл запорошенные песком глаза.
Удивительно, как он уцелел.
Вокруг уже не было прежней темноты, вместе с нею исчезла прохлада, было душно, и повсюду громоздились кирпичные и бетонные груды. Сначала Волоке показалось, что взрывом его отбросило куда-то в сторону от того места, где он дрался с немцем, но, вглядевшись в сумерки, боец узнал засыпанные щебенкой ступени, с которых он совсем недавно скатился сюда. Их было только шесть снизу, повыше, упершись ребром в лестницу, застряла рухнувшая с потолка бетонная глыба, наглухо загородившая выход. С другой стороны, наискось врезавшись концом в заваленный кирпичом пол, лежала причудливо изогнутая взрывом ржавая двутавровая балка. Упади она всего на каких-нибудь полметра ближе, вряд ли довелось бы теперь Волоке видеть ее.
1945 год. Великая Отечественная война была почти окончена. В одном из разрушенных советских городков начался налет фашистских самолетов. Солдат советской армии Иван Волок отстал от своих и чуть не был убит немцами. Он увидел перед собой 2 немцев и успел убить одного из них. А второй фашист успел убежать. Иван забежал в один разрушенных зданий. Не увидев ступенек солдат, провалился вниз. В темном подвале он увидел немецкого солдата, который убежал от него и хотел его убить. Солдаты хотели убить друг друга. Тут раздался взрыв, и Ивана завалило кирпичиками. Опомнившись, русский солдат увидел, что подвал целиком засыпан и выйти, оттуда никак не получится. Как ни странно, его противник оказался живым.
Волок хотел убить немца, но не смог. Поскольку его честь не позволяет убивать беспомощного и больного солдата. Иван вытащил фашиста из завала и дал ему свою аптечку. Иван видел в нем старого и раненого человека. Одна только форма напоминала герою, что тот фашист. Герои вдвоем пытались расчистить завал и убрать бетонную плиту. Оказалось, что немец чуть-чуть умеет разговаривать на русском. Он рассказал, что его зовут Фриц Хагеман. До войны он был обычным столяром. Волок не испытывал вражду к Хагеману. Его волновало, когда они вылезут наружу, кто из них умрет. Если Иван увидит немцев, то будет убит. Если их встретят русские, то убьют Фрица.
Внезапно герои услышали голоса, которые невозможно было разобрать. Фриц и Иван затихли, не зная, что делать дальше. Они решили выбираться из подвала по отдельности. Тут Волок предложил немцу сдаться и получил отказ. Фриц сообщил, что в Дрездене живет его дети и супруга и то, что он не собирается сдаваться. Тут Иван вспомнил о собственной семье. Если Фрица поймают, его семья окажется в ссылке в русском лагере для пленных. Фриц признался, что ненавидит войну. Несмотря на отсутствие напряженности, герои не выпускали из рук оружие.
Герои принялись разбирать заваленные кирпичи. Тут на Ивана свалилась бетонная плита. Солдат потерял сознание и лежал некоторое время в бесчувствии. Пока он был в бессознании, немец обрабатывал его рану и давал воды. Придя в сознание, русский солдат заметил, что дыра стала большой. Тут Иван подумал, что пора вылезать и сдавать немца советской армии. Взаимоотношения Фрица и Ивана стали опять вражескими.
Герои начали медленно лезть наверх. Хагеман выбрался первым и помог Ивану подняться. На улице Фриц увидел немецких военных и решил к ним пойти. Русский солдат не хотел, что Фриц вернулся к фашистам. Иван выстрелил в человека, который стал ему другом. Фриц выкинул в сторону Волока гранату. Иван выстрелил во Фрица еще раз и тот упал. Отскочив от гранаты, солдат получил ранение в плечо. Иван попал под отстрел, но не получил сильного ранения. Поскольку немцы не видели его среди поднятой пыли, образовавшейся после взрыва. Убегая от пуль, Иван Волок спрятался в переулке. Дальше он медленными шагами добирался к советским солдатам, думая о несправедливости и сильнейшей боли, которой он испытывал. Волоку хотелось закричать изо всех сил.
Очень кратко
В произведении известного писателя Василя Быкова говорится о неожиданной встрече нашего солдата и гитлеровца. Они вопреки обстоятельствам оказываются в подвале и становятся близкими по духу людьми. Однако после своего освобождения они вновь враждуют.
Действие происходит в конце Великой Отечественно войны в небольшом городке, который захватили советские войска. В момент, когда начался обстрел с воздуха, наш главный герой Иван Волок, рванул за сержантом, однако не смог поспеть за ним по причине того, что ему помешали 2 фашиста, возникших у него на дороге. Убив одного из них, он забежал в какую-то дверь, и, не увидев ступеньки, улетел вниз. Там находился подвал. Здесь он видит немецкого солдата, которого он не успел уничтожить. Между ними завязалась борьба, и неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы вдруг взрыв, раздавшийся рядом, разрушил верх. Иван, засыпанный камнями, потерял сознание. Когда он очнулся, то увидел, что выбраться уже из подвала невозможно, так как вход был завален. Тут же лежал немец под грудой кирпича, но он уже давно пришел в себя.
Вначале, наш герой хотел его убить, но подумав о том, что в безоружного человека как-то неудобно стрелять, стал ему помогать выбраться. Потом он дал ему бинт, чтобы тот перевязал покалеченную ногу, и они стали потихоньку разбирать вход. Вскоре выяснилось, что немец немного говорил по-русски, и потихоньку стал рассказывать о себе. В мирной жизни Фриц Хагеман столярничал. Сам он был родом из Дрездена, где сейчас жила его семья. Чем больше они разговаривали, тем больше Иван стал доверять ему, и уже не видел в нем врага. Вскоре послышались странные голоса, и солдаты замолчали. Каждый боялся напороться на неприятеля. Иван пытался убедить немца сдаться, однако тот тревожился за свою жену и детей. Ведь, если он решится на такой шаг, их отправят в концлагерь.
Вскоре, разбирая камни, нашего героя засыпало вновь камнями, и Фриц, вытащив его, перевязав раны, долго за ним ухаживал. Первой мыслью Ивана, когда он очнулся, было то, что надо срочно выбираться из подвала, и, конечно же, немца надо отправить в плен. Когда они вылезли, то немца заметили его однополчане, но Иван не захотел, чтобы Фриц вернулся к своим и выстрелил в него. Немецкий же солдат успел кинуть гранату, осколок которой попал в Ивана. Успев уйти от обстрела фашистов, Волок, неспешно стал пробираться к своим солдатам.
Картинка или рисунок Одна ночь
Жила на свете Эльза. Все её почему-то считали умной. Пришла пора выдавать её замуж. Сыскался и жених Ганс. 1 класс
Венский герцог Винченцио осознает, что либеральность привела к падению нравов среди его подданных. Он покидает свои владения, объявив о дипломатической миссии, а управление городом поручае
Действие повести происходит во время окончания войны. Советская армия захватила город и неожиданно пошел налет истребителей. Иван Волок побежал за сержантом, но не смог его догнать. Перед ним появились два фашиста. Одного он пристрелил, второй сбежал.
По городу прошлась очередная волна взрывов, здания рассыпались и падали. В этой неразберихе Волок запрыгнул в открытую дверь, оступился и полетел вниз, где обнаружил недобитого фашиста. Он пытался спрятаться здесь. Между двумя врагами началась смертельная драка. Каждый пытался уничтожить противника. Но очередной взрыв остановил драку. Ивана и немца завалило осколками. Оба потеряли сознание.
Вход в подвал оказался завален землей и бетоном. Только из трещины потолка пробивался неясный свет солнца. Обнаружив немца под завалом, Иван решил, что враг погиб. Но тот тоже пришел в сознание. Изначально Волок хотел убить врага, но разум не дал ему выстрелить в пораженного и беспомощного человека, хотя надо было бы. Вместо этого Иван помог выбраться немцу из под завалов и дал материал для перевязки. Немец был не стар и не молод, на виске была рана наподобие той, что была у Ивана на теле.
Иван не видел в немце врага. Перед ним представлялся пожилой, повидавший многое в своей жизни человек. Только немецкая форма не давала русскому забыть, что он - враг. Мужчины сообща стали разгребать завалы, чтобы выбраться из подвала. В процессе работы Иван многое узнавал из жизни своего врага. Имя у немца было Фриц, до войны он работал тихим столяром. Он немного говорил по-русски, потому они смогли быстро объединиться и найти общий язык.
Волок больше не ощущал злобы и ненависти к Фрицу. Перед собой он наблюдал обычного человека. Иван был обеспокоен только тем, что ждет их на поверхности, если они смогут выбраться из завалов.
Русский солдат предложил Фрицу сдаться, на что получил отказ. Пояснил это тем, что его дома ждет целая семья, а если он сдастся, то им придется очень нелегко. Кроме того, добавил, что он не является сторонником этой войны и считает Гитлера глупцом и человеком с поврежденной психикой.
Продолжая разбирать завалы, каждый думал о своей семье. Каждый хотел вернуться. Хоть враги и боролись с одной поставленной задачей, даже нашли общий язык, они всё равно оставались врагами, готовыми там, на поверхности, убить друг друга.
Солдаты продолжали разбирать завалы. Неожиданно на Волока обрушилась бетонная плита. Несколько часов он был без сознания. Немец поил его, ухаживал и делал перевязки. Так они и выживали.
Придя в себя, Волок обнаружил, что от упавшей бетонной плиты образовалось отверстие, которое можно еще немного разобрать и путь к свободе будет прочищен. Почуяв свободу, они снова стали врагами.
Немец выбрался первым, протянув руку Ивану. На улице стояла небольшая группа фашистов. Они заметили Фрица и позвали к себе. Иван не хотел, чтобы Фриц возвращался к своей армии, поэтому выстрелил в него. В ответ немец бросил в Ивана гранату, но она зацепила его совсем ничтожно. Русский солдат успел еще раз попасть по врагу, после чего группа немцев начала стрелять по Волоку. От поднявшейся пыли и дыма Ивану удалось сбежать от немцев и найти своих.
Война разрушила человеческое отношение друг к другу. Навязала глупые правила, по которым люди должны убивать таких же, как они сами. Битва между двумя одинаковыми сторонами, которым навязали, что они враги.
Чему учит эта повесть можно рассматривать сразу с двух точек зрения: кто-то выскажется, что Иван выполнил свой долг, кто-то - что не имел права на такой поступок, они ведь чуть не сдружились. У каждого своя точка зрения.
Читательский дневник.